Танкист Иван Панарин: солдат Победы

Впервые дневниковые записи танкиста Ивана Сергеевича Панарина нам удалось выпустить в свет в сборнике «На грани» (Литературно-философский сборник. М.: Диалог-МГУ, 1999).

Затем они были опубликованы на сайте http://philosophy.oti.ru/philosophy/ng/panar_ng.shtml.

А в 2005 году московский журналист А.Меленберг «позаимствовал» их для своей «Новой газеты» (безо всяких ссылок на источник публикации). Ну, да Бог ему судья…

В 2008 году дневник появился в журнале «Проталина» (№3, 2008) под заголовком «Кровавая жатва» в рубрике «Белые пятна истории».

К очередному юбилею Великой Победы один из моих питерских друзей предложил художественному совету театра, в котором он служит, сделать моноспектакль по дневниковым записям И.С.Панарина. Худсовет с удовольствием прослушал предложенный материал и… отклонил заявку. Не поверили питерские мэтры в подлинность «Дневника». Засомневались.

А вот коллеги-филологи – оценили. Текст Ивана Сергеевича изучают в разделе «наивная проза» (это не оценка, это термин такой, означающий прозу, вышедшую из-под пера человека, не претендующего на «гордое» звание писателя).

Вот высочайшая оценка того, что сделал этот человек в годы войны. Он оставил подлинный документ эпохи. Без «лакировки» (обязательной для любого произведения «соцреализма»), без «чернухи» (обязательной для любого произведения времен «гласности»). Объективно. Честно. Максимально просто. (На войне некогда придумывать витиеватые фразы, насыщенные различными метафорами). Вразрез официальной советской пропаганде. Вразрез пропаганде антисоветской.

Сегодня мы предлагаем отрывок из «Дневника танкиста» Ивана Сергеевича Панарина.

«27 февраля

Мы пошли в атаку в Померании. Прорвав оборону немцев, двинулись вперед два танка нашего взвода, шесть – горели, убит Летвиненко, нашу машину ударил снаряд, но не пробил. На шоссе мы вышли первыми, подавили очень много немецких повозок, как военных, так и гражданских. На одном тракторном прицепе наш танк встал креном, и поехать ни взад, ни вперед было нельзя. Немцы, видя, что больше танков нет, с гранатами в руках подходили к нам. В машине было много людской и конской крови, у нас отказал пулемет, у меня было лихорадочно-нервное состояние, но все же я вылез из машины и стал вместе с Голотенком отбивать немцев гранатами. Скоро подошли наши танки. Немцы – часть убежали, часть – убили мы. Нас буксиром стянули с прицепа, и мы поехали за своими. Вечером, недалеко от города Бранденбурга, у нас соскочил подшипник ленивца и порвалась гусеница. На шоссе наших близко не было, только гражданские немцы собирались из лесов по домам. Слева были дома, а справа, метров двести – лес, ехать нельзя. Я достал лобовой пулемет, пять дисков, штук шесть гранат, а остальной экипаж исправлял танк. Шел дождь, было темно и опасно, я открыл по деревне огонь из пулемета, но там, видно, никого не было. После чего я пошел в дом, достал вина, немного выпили. Напиваться было опасно. Мы по уши в грязи и крови. Подошел 3-й батальон, а потом летучка. Нам стало веселей, скоро исправили машину и поехали дальше. В Бранденбурге выпили ещё и ночевали до утра. Я переменил одежду, так как весь был мокрый.

28 февраля

Утром, попив кофе, который приготовила немка, получили приказ наступать дальше. Я ехал не впереди. Скоро прибыли в неизвестный небольшой городок, сопротивления не было. Мы, побросав машины, пошли в дома. Я зашел в один дом с пистолетом. Семья немцев, человек шесть – сидели, обедали. Я их ошеломил своим входом, они все встали и подняли руки, я сказал: “Продолжайте кушать”. Но они, не понимая, что я говорю, все стояли и тряслись. Но я успокоил их и сел с ними за стол. Одна немка принесла вино, но я не пил, потом я услышал артиллерийскую стрельбу и выбежал на улицу. Немцы подогнали бронепоезд и стали обстреливать нас. Наши два танка уже горели, к машине подойти было нельзя: строчили пулеметы, но я кое-как добрался до машины и стал стрелять из пушки. Однако скоро бронепоезд разбили в щепки, и стало тихо. Мы заняли оборону, где и ночевали. Ночью славяне напились и…

1 марта

Утром выехали за город и встали в оборону, окопали танки. Нам сказали, что пехота отстала на 70 километров и путь пехоте немцы отрезали. Положение было плачевное, но мы не унывали. Я пошел с Огурцовым в один хутор, километра за два. Заходим в дом: полон дом немок, а мужчин нет, и одна русская. Она нам сказала, что солдат нет, и спрашивает, что мы будем делать с ней? Им говорили, что бессчетное количество русских танков прорвалось и уничтожает все живое на свете, даже и русских. “Это ерунда, – отвечаем, – скажи, где помещик”. Она нас увела к мельнику, там мы достали литров 15 вина и много яиц. Благополучно пришли к машине и стали кутить. Но один из экипажа должен быть трезвым. Лешка не пил и десант – тоже не напился. Я был навеселе.

2 и 3 марта

Стоим в обороне, продолжаем кутёж. Несмотря на то, что самолеты изредка налетали на нас, ем хорошо, мне было всё равно, я считал, что не сегодня-завтра капут.

4 марта

Нас обрадовали, что пехота подходит: кольцо она прорвала. К вечеру в город подошел один батальон пехоты, и нам стало веселей, даже хорошо. Пехота вступила в свои права.

…

8 марта

Заняли город Нёйштадт. Встали около одного магазина, замаскировали машину, достали вина, рому и проч., выпили. Гражданского населения было мало. Я зашел на хлебозавод, там были русские парни, они меня угостили и пожаловались на своего мастера, что он очень издевается над русскими. Один просил наган, чтобы самому его застрелить. Я не дал и сам стрелять не стал, а так этому мастеру насовал в лицо, что он упал и долго не мог опомниться, а потом, когда я собрался уходить, он пожал мне руку и говорит: “Руссиш гут”. На окраине города мы ночевали, нам приготовили русские девчата блинов.

…

11 марта

Подъехали к одной речке, моста не было и делать было некому, мы решили – вброд. Наш танк пошел и на середине заглох: полная машина воды. Буксиром вытащили. У меня ныла рана, но я не покидал экипаж, который был весь мокрый и замерз. Спирт согревал нас.

12 марта

Весь день шли маршем, догоняя своих, ибо пока мы машину вытаскивали из воды, они далеко ушли вперед, а дорога вся запружена нашими войсками.

13 марта

Ночью приехали до своих, они стояли в обороне под местечком Боян. Мы встали около одного сарая, а немцы вели беспощадный огонь из всех видов оружия. Из машины выйти было невозможно: кругом были снайпера, как выйдешь, так снимут.

14 марта

Стоим там же. Вперед нельзя: крепкая оборона. Днем сидели в машине, в ней даже по-легкому оправлялись. Касьянова не было, был Морозов.

15 марта

После обеда 3-й батальон пошел в наступление, мы поддерживали его. Продвинулись метров на восемьсот, погорело три или четыре танка. Мы вклинились в боевые порядки 3-го батальона. Благодаря трусости Касьянова чудом уцелели: и справа, и слева, и сзади, и впереди горели танки, а мы стояли, как заколдованные. Стало темно, немцы огонь прекратили. На нашу машину положили раненых и убитых, и мы поехали в свой тыл. Дорога была хорошая, но было темно. Нам встретилась кухня. С кухни Корнев сел с нами впереди, возле пулемета, а Касьянов сидел слева. В кювете стояла подбитая пушка-самоходка, а ствол торчал поперек дороги. Наш танк на 4-й передаче ударился о ствол. Корнев убит наповал, а Касьянов крепко контужен и отправлен в госпиталь. Мы ночевали на сборном пункте, машиной стал командовать я.

…

18 марта

Приехали в штаб батальона, простояли целый день, я жарил котлеты. На передовой шли ужасные бои. Наши самолеты, партия за партией, бомбили фрицев. К вечеру мы поехали на передовую. С нами сели писари, повара с термосами и прочая дворня, в том числе и Компанец. Наши продвинулись в этот день километра на два. Когда мы подъехали к передовой, на дороге стояли танки, а справа густой лес, слева огромный кювет. Из леса на нас напали фрицы, с криками по-русски “ура” и строча из автоматов. Я сидел за башней, стрелять было нельзя, ибо полная башня этой дворни, пушку не развернешь, но соседние танки открыли огонь, гансы отступили. У меня был бледный вид, когда они были метрах в десяти от нас.

19 марта

Целый день стояли при штабе, а к вечеру дали машину и посадили Теселкина, и мы поехали на передовую. Наши стояли в обороне в лесу, мы прибыли к ним, меня услали в штаб.

20 марта

Стояли в лесу, я целый день спал в штабе батальона, а к вечеру пошел искать своих. На старом месте их уже не было, мы пошли с Огурцовым, Макаровым, Куваевым. Наши подходили к городу Цопот, но я своих не нашел, а нашел 18-ю бригаду и с Джоджуа сел в машину – у них экипаж был не полон, ночью мы вошли в город, т.е. на окраину Цопота и встали в оборону. Я пошел в дома: жителей не было, кое-где в подвалах старушки да старики. Изрядно напился я пьян и в одном подвале ночевал.

21 марта

Прибыла наша бригада, она была недалеко за городом, я нашел своих. Принес портфель сигар, сигарет. Покушали, было тихо, немец не стрелял, а изредка наша артиллерия нарушала тишину. К вечеру мы тронулись вперед и зашли в центр Цопота, это большой город. Возле одного огромного здания ночевали в магазине.

22 марта

Наши за Цопотом продвигались вперед, очищая вторую половину города, но немцы упорно сопротивлялись. Наши погорели: ЗИС и Т-34. Город обстреливала морская артиллерия, всё горело, было жутко.

23 марта

Наши войска полностью очистили Цопот, остались пригороды. Немцы крепко дрались за каждый метр земли, ибо следующий был Данциг. Им деваться было некуда, отступать только в море, мы их окружили. Нам дан приказ очистить одно пригородное местечко от немцев. Вышли мы на окраину, немцы вели по нам огонь изо всех видов оружия, мы тоже открыли огонь и продвигаемся вперед. Впереди нас шел Макаренко, он высунул голову из люка, его ранило, весь экипаж выскочил из машины. Мы дали задний ход, встали за одно здание и вели огонь, а немцы зажгли почти весь город, положение ужасное. Мы поехали дальше. На углу улицы меня позвал командир роты. Я вышел из машины, а мины рвались рядом. Получил задание, и поехали на окраину улицы, там встали в оборону. У нас разрядились аккумуляторы. Я доложил командиру роты, он приказал стоять здесь. Скоро немецкий скрипач заглох: дому, возле которого мы находились, и нашей машине угрожал огонь. Мы решили завести воздухом, которого также было мало, и поехали на СПАМ. В Цопоте в центре остановились, Гриша и я пошли искать начальство и узнать, где СПАМ, а Федя и Гена остались здесь. Мы шли по городу, а город весь горел да снаряды рюхали по без того разбитым домам. Мы узнали, где СПАМ, и решили ночевать в городе до утра. Федя достал где-то спирту, которого я выпил и думал, что умру, меня так тошнило, я целую ночь не отходил от урны.

24 марта

Прибыли на СПАМ. Нам тут же подзарядили аккумуляторы. Я в болоте помылся и сменил белье, у нас много было вшей. К вечеру поехали на передовую, добрались до штаба бригады. Нас, командиров машин, собрали и поставили задачу – на рассвете занять перекресток дорог очень важного узла на подступах к Данцигу, но сказали правду: сила у немцев здесь большая, а мы одни и пехоты нашей очень мало, обстановка сложная.

…

26 марта

Ночь прошла спокойно, на рассвете нам принесли пищу. К обеду мы пошли в наступление на город Данциг. По сторонам двигалась пехота, а мы ехали по шоссе. Скоро въехали на окраину Данцига. Немцы сопротивления не оказывали, город был пуст, большинство жителей эвакуировалось, а которые остались – находились, видимо, в подвалах. Мы ехали по правой стороне одного квартала, я сделал несколько выстрелов. Город горел. Мы встали около консервного завода, на улицу стали выходить гражданские не немецкой национальности: поляки, русские, французы и пр., угощая нас сигаретами, вином, восклицая: “Да здравствует Красная Армия!” и др. Скоро мы подвыпили. Наша пехота отовсюду приводила пленных немцев, которые не хотели отступать и спрятались в подвалах, многие уже успели переодеться в гражданскую одежду. Шусть и я были изрядно навеселе и пошли по подвалам, где обнаружили много гражданских немцев, преимущественно женщин, которые тряслись при нашем входе. Они боялись русских танкистов, мы действительно были суровы на вид. Они нас называли “С.С.” Русские пленные жаловались на своих хозяев и просили расплаты с ними, но мы ничего не делали: и без того напуганные немцы лихорадочно тряслись. Правда, одного толстопузого немца я несколько раз сунул в живот пистолетом. Перед вечером приезжал Морозов, он замещал командира роты и нас заслал на другую окраину города, откуда, постояв часа два-три, мы вернулись обратно в центр и ночевали до утра. С половины дня и до утра немцы вели ураганный огонь по городу, много горело домов, кругом вели пленных, наши пехотинцы в большинстве были пьяны, пленных вели с гармонями и песнями.

…

25 апреля

Утром нам зачитали обращение Совета 2-го Белорусского фронта ко всем войскам и дали приказ занять город Пренцлау. Нашему экипажу была поставлена задача в ГП3, и мы тронулись. Наша машина шла второй. Мы вышли на Берлинское шоссе, уже были слышны разрывы и свист снарядов и мин. О жизни мы нисколько не мечтали. Войск наших было много, но вперед никто не шел, ждали нас, танкистов. И вот мы, взглянув друг на друга, поняли все без слов, Гришка подал мне бумажку, я только сказал: “Адрес?” – “Да”, и я ему написал свой, подал и сказал: “Напишешь там несколько строк”. Чертовски хотелось жить. Федя тоже имел бледный вид. Яковенко крикнул: “Заводи! Вперед!” Машина тронулась на огромной скорости, мотор будто плакал, видимо, тоже нервничал, но тянул. Машина шла как зверь. Я с ходу открыл огонь из пушки по лесу, и вот что-то непонятное случилось. После того как я сделал выстрел, я стукнулся несколько раз о прицел и о башню так, что шумело в голове и с головы упал танкошлем. Взглянул вперед, в отделении управления была вода, машина стояла под креном 60 градусов. Я крикнул: “Вылезай!” В люке болтались ноги лейтенанта Яковенко, я его толкнул головой под зад и выпрыгнул на борт, ничего не понимая. Кругом была вода, и в воде плавали танкошлемы, шинели и прочая ерунда, по пояс в воде сидели автоматчики. Я приготовился плыть, прыгнул, но оказалось неглубоко. Я спрятался за танком в воде, а пули и снаряды летели через наши головы, наводя дикий ужас. Машина, что шла впереди, ушла метров на четыреста и встала на шоссе, а которые шли сзади, тоже остановились, сошли в сторону за насыпь и вели огонь вправо, откуда немцы вели бешеный огонь по нам. Скоро прибежал командир батальона Федоров, и задние машины пошли вперед, а за ними двинулась мотопехота, артиллерия и др. Огонь прекратился, мы вылезли из воды, очень замерзши, разделись, повыжимали обмундирование. От нашего танка виднелся только ствол пушки. Убедились, что все живы-здоровы, а потом выяснили, что произошло. Произошло следующее: немцы при отступлении взрывали шоссе (я должен сказать, местность очень низкая и болотистая, они её специально выбрали, чтобы наши танки, кроме шоссе, не обошли), подорвали и воронку замаскировали асфальтовыми плитами, которые танка не выдержали, и мы попали в ловушку, заполненную водой. Но это все ерунда: а после мы обнаружили, что под плитами была заложена морская мина, которая почему-то не взорвалась. Саперы её потом обезвредили.

…

28 апреля

Продолжаем стоять там же. Утром с Генкой пошли по немецким окопам, которые располагались правее нас на сопках. Ходили очень долго, смотрели, как удрали фрицы, оставив своё вооружение: Пулеметы, ПТР, Пушки, а винтовки – на каждом шагу.

29 апреля

Произошел несчастный случай. При чистке лобового пулемета Пироженков застрелил Логинова и Квытко, которых мы похоронили.

Пришли новые танки 2-го батальона. Нашу машину прицепили шесть машин, но не взяли – лопнули тросы. Сменили тросы, которые лопались раза два-три, но, наконец, машину нашу вытащили. Мы, приведя её в порядок, поехали догонять своих. Наши были уже километров за сто пятьдесят впереди. Наша машина шла первой, а сзади шли три тягача Орлова и танк Пироженкова. Ехали по горевшим городам и селам, часов в десять остановились в одном селе ночевать и привести в порядок материальную часть. Наших военных было мало, а гражданского немецкого населения осталось процентов сорок. Мы зашли в один дом, где расположились, приготовили ужин, достали спирту, выпили, закусили и пошли по селу. Заходим в один дом. На первом этаже никого не было, зашли на второй, открыли комнату, увидали в ней человек двадцать – и старых и молодых немок, и много детей. Все они были испуганы. Мы были пьяны, Гришка мне предложил остаться здесь, но я глупостей не позволил, и мы ушли. По дороге мы встретили Генку и Федьку, пошли вместе. Увидев в одной квартире свет, мы подошли туда. Там около дома стояли повозки, автомашины – это остановились наши из какого-то подразделения на ночлег. Все напились пьяны, а хозяин, немец, вышел и стоит с палкой: охраняет их повозки и имущество. Все спали, стоило одному немецкому солдату прийти с ножом – и всех бы порезал. Мы пошли на квартиру. Проходя мимо дома, где находились немки, увидали свет, решили зайти, узнать, в чем дело. Оказывается, туда зашли какие-то два наших солдата и добивались от двух девушек, лет по шестнадцать-семнадцать, положенного, а матери в истерике плакали. Я попросил солдат оттуда и предложил увести от матерей, чтобы те не видели. Мы ушли спать, что было дальше, не знаю.

30 апреля

Ехали целый день, под вечер остановились в одном неизвестном населенном пункте пообедать. Поймали поросенка, я его заколол, приготовил обед. Пообедав, поехали дальше. Наши были еще далеко. Скоро мы остановились ночевать. Особенного ничего.

1 мая

После обеда мы догнали своих. В честь праздника нам дали бутылку рому, хороший обед. Мы выпили, закусили. Наши машины, оставшиеся в 3-м батальоне, передали 2-му батальону. Заправив машину, мы поехали вперед. 18-я бригада шла впереди, мы ехали по шоссе, навстречу нам тянулись большие колонны немецких солдат с белыми повязками на левых руках, их даже никто и не конвоировал, они сами искали, кому сдаться в плен. Также много тянулось гражданских повозок, которые удирали на запад, а их догнали наши танки, и теперь они возвращались домой, положение у них было безвыходное. Они хотели сдаться в плен англичанам или американцам, они так были напуганы своей пропагандой, что русские не люди, а звери с хвостом и рогами, все черные, подобно чертям, говорить не умеют, кушают овес, как кони и т.д. Немцы все были в панике, не знали, чьи войска, спрашивают у нас: “Американ? Англис?” Мы отвечаем: “Никс, руссиш!” Они недоумевают, почему же у нас нет рогов и хвостов и говорим, даже некоторые по-ихнему, и зубы белые, а не черные. Поняв, что русские такие же люди, они стали веселей – и выражение лиц, и поведение. Они понимали, что мы пришли только потому, что они сами в 1941 году нарушили наш покой, и они все обиды и вообще все принесенные нами страдания признавали должными. Может быть, это внешне, но это так. В небольшом селе мы остановились ночевать, расположились в саду. Кругом цвели яблони, вишни, разные цветы, всевозможные ягоды. Настроение было чертовски хорошее, я что-то предчувствовал, было очень тихо, даже ни одного выстрела не было слышно.

2 мая

Утром нам дан приказ: “Вперед! И занять город Росток”. Мы ехали по шоссе. Изредка встанем, сделаем два-три выстрела по дому, стоящему справа или слева от шоссе за несколько сотен метров – и дальше. Скоро показался город Росток. Мы видим, как на станцию прибывают эшелоны и со станции отходят наши ИС и Т-34. Стали обстреливать станцию, скоро она загорелась. Мы вошли в Росток. Ехали около станции: горели постройки, вагоны, и вдруг раздался взрыв – это взорвался эшелон, груженный бомбами, осколки прилетели даже на трансмиссию нашей машины, и овеяло таким дымом и пылью, что ничего не было видно. Мы ехали по улице, Федя дал больше хода. На улицах Ростока висели на каждом доме белые и красные флаги. Население забило все улицы, нам на машину бросали сигары, сигареты, конфеты, печенье. Мы проскочили на окраину Ростока и встали в оборону. Постояли немного: нас, две машины, послали километров за десять в город Кляйнхац, где мы встали в оборону на окраине города. Наших войск еще не было, мы вошли первые. Город тоже был полон немецких граждан и увешан нашими флагами и немецкими без свастики. Нам надавали вина, пива, сигар, печенья. Мы встали недалеко от моря, возле одного дома в порту. На море дымили немецкие пароходы, их было много. Они по нам не стреляли, и мы по ним тоже. В доме находилась одна старушка-немка да русский парень с женой, они поженились в Германии. Они калининские, она, кажется белоруска, интересная молодая женщина с ребенком, ей было лет двадцать, и ребенку два года, очень он был забавен. Она нам приготовила ужин. Муж ее, Гришка, залез в танк Петрова, наслаждался там водкой с экипажем. Мы все были навеселе, Федя тоже, кажется, выпивал с Семеновым, а Гришка ушел искать фрау. Я остался один с этой женщиной, звали ее Валя. Она ушла в другую комнату, где спал ее сын, и пригласила меня под предлогом, что она боится. Я зашел с ней туда, она меня спрашивала, что теперь наши сделают с ней в России, что сделают с мужем? Я ее успокаивал, что ничего: мужа могут не отпустить, взять в армию, а Вас отправят домой и т.д. Гришки не было долго, потом они пришли. Как она говорила, муж ее ревнив, но он был пьян, и мы пошли – он, Семенов и я – по домам, достали кое-что. Немцев, бедных, перепугали, они нас в каждом доме угощали вином. Было уже час ночи или больше, а потом мы пошли в гостиницу, где, оказывается, находился и Гришка, но мы его не нашли, он пировал с русскими девчатами. В гостинице много было всевозможных закусок и выпивок, во всех комнатах горели электролампочки. Мы по ним стреляли из пистолетов. Семенов нашел в одной из комнат немку и остался с ней ночевать, а я пошел к машинам. Возле машин не было никого: все были пьяные.

3 мая

Утром похмелились, ребята разошлись кто куда. Я остался с Валей, она просила, чтобы я не уходил. Ребята понапивались, отобрали легковые машины у немцев и катались по городу с немками и русскими девчатами. Под вечер ребята собрались. Мы с Гришкой пошли в одно имение к помещику, отобрали двое часов, штук сто (целую корзину) яиц, и направились к машинам. Но вдруг нам навстречу попадается один старшина с отарой русских девчат, все пьяные, они его вели, чтобы он при них застрелил того помещика, у которого они работали, за то, что тот над ними издевался. У них было вино, нас угостили изрядно, и мы пошли с ними. Старшина хотел застрелить помещика в доме, но я предложил увести, чтобы семья не видела. Захватив этого кабана с собой, пришли в барак, где жили его рабочие. Они нас обступили – русские, поляки, французы, чехи, итальянцы, бельгийцы – и каждый жаловался на плохое отношение к ним. Старшина сделал выстрел, но легко ранил, помещик только крикнул и продолжал стоять. Я из пистолета произвел выстрел в большой его живот, и он упал, как сноп, продолжая ворошиться. Гришка очередью из автомата добил его. Скоро мы увидали, как по шоссе пошли наши танки. Я понял, что машина наша ушла на другое место, все же мы пошли к машине, но ее уже там не было. Я пошел искать. В городе были самоходки, а наших танков не было, я ночевал с артиллеристами.

4 мая

Утром на велосипеде я поехал в Росток, догонять своих. По дороге меня нагнал шофер РТО 18-й бригады на грузовике один. Я бросил велосипед и сел с ним, поехали догонять. Но наших близко не было, наша 3-я ушла правей на город Висмар, а 18-я – левей. Догнав их бригаду, мы остановились ночевать в только что занятом немецком городе, название его не знаю. Американские и английские войска стояли километрах в пяти от нас. Вечером мы выпили и пошли побалагурить.

5 мая

Прибыли американские и английские войска с фотоаппаратами. Нас сфотографировали. По-русски не знают. Накручивая усы себе, кричат: “Шталин! Шталин!” Был парад, то есть митинг, а после – угощенье в честь соединения с союзниками. Относились друг к другу очень дружелюбно.

6 мая

Я поехал на попутной машине искать свою часть по указкам, приехал в тылы 3-го батальона. Оттуда Пихтин направлялся в батальон, он почему-то остался в тылах: кажется, било масло на танке. Много было отставших танкистов, которые ехали в батальон, я поехал с ними. Проехав километров десять, остановились ночевать в городе Гюстров. Расположились в доме, где проживали шесть немок. Мы натащили курей, сготовили ужин, а после ночевали ночь.

7 мая

Утром выехали дальше. По пути заехали в одно село, обедать, тоже набили курей, гусей. Хозяйка нам приготовила обед. Мы выпили, закусили и поехали дальше, предварительно разогнав всех жителей деревни. После обеда я приехал в батальон, батальон находился в лесу.

8 мая

Строили палатки.

9 мая

Узнали о капитуляции Германии утром, был митинг. Мы сделали артиллерийский салют, а в обед состоялся праздничный стол. С тем и началась мирная жизнь...»

От редакции.

Будем благодарны любой информации о родственниках Ивана Сергеевича Панарина. Нам необходимо с ними связаться, чтобы передать им ряд публикаций и документов.

Если вы стали очевидцем какого-либо события, присылайте сообщения, фото и видео на почту редакции panorama@ozersk74.ru, либо через форму добавления новостей, а также в нашу группу «ВКонтакте». Телефон редакции 5-94-14.