"Золотой петушок" глазами экспертов

Экскурс в историю культуры 20-х годов XX века

(Эксперты о спектакле «Федорино горе»)

62 сезон в театре кукол открыт! Открыт абсолютно необычным авангардным спектаклем «Федорино горе», который рекомендован критиками Москвы и Санкт-Петербурга на Национальную театральную премию и фестиваль «Золотая маска» и Российский фестиваль театрального искусства для детей «Арлекин».

А вы уже успели посмотреть спектакль, составить о нем свое мнение и оценить, достоин ли он «Золотой маске»? Если да, то мы предлагаем вам сравнить свои впечатления с мнением экспертов: главного редактора газеты «Экран и сцена» Екатерины Дмитриевской (г. Москва), заместителя директора Санкт-Петербургского детского музыкального театра «Зазеркалье», директора-распорядителя Российского фестиваля театрального искусства для детей «Арлекин» Мариной Корнаковой, а также ведущего критика г. Екатеринбурга Натальи Решетниковой.

«Нетрафаретная стилизация под 20-е годы прошлого столетия»

Марина Евгеньевна Корнакова отметила, что ей показался спектакль очень цельным и продуманным просто со всех сторон: от музыки до изобразительного ряда, до способа существования актеров.

Она сказала: «Этот отсыл к 20-м годам какой-то удивительно свежий. Это не трафаретная такая стилизация под 20-е годы, а как-то это очень по-своему решено. И то, что звучит живой голос Чуковского с совершенно не сегодняшними интонациями, с этим скрипом патефонной иглы, таким немного утрированным скрипом – в этом всем есть какое-то такое обаяние и свежесть. 20-е годы охватывают не только изобразительный ряд - эти супрематические картинки из утюгов, тарелок, с рисунками с росписью этих тарелок, и отдельные эти предметы. Он охватывает также костюмы артистов – это такая проза одежды из театра 20-х годов - и способ существования артистов – это такая немножко биомеханика, намек на пластику такого рода театра.

Тут и немое кино: мы видим Федору - такую большую трагическую актрису немого кино с трагической маской застывшей и воздеванием рук. Очень симпатично это все сделано, причем без переигрывания. И такой темпоритм спектакля, который нам не долбит в голову – это немое кино, она не утрирует ни одного жеста, артисты не утрируют в смысле темпоритма ничего. Очень выверенный спектакль, очень органичный во всем.

И возникает такой немножко абсурдный мир с этой бесстрастной посудой, с этой биомеханической пластикой, с бесстрастно бегущей по полям, по лесам посудой. И на этом фоне несчастная Федора. Мир, который разрушается, и как апофеоз разрушающегося мира - эта уходящая голова, за загородочкой ширмы, когда голова вдруг начинает существовать отдельно от Федоры – такой апофеоз безумия. И действительно вдруг здесь Чуковский немножечко смыкается и с Хармсом, потому что текста авторского нет, а какая-то эстетика обэриутской литературы, немножко абсурдистского театра отсюда.

И как-то все очень мило решено, причем здесь нет никакой зауми – дети смотрят на одном дыхании. Здесь есть эмоционально действенные ходы именно для детей. С одной стороны, он придуманный театр с большой такой литературной подкладкой и культурной начинкой, а для детей это ничуть не оборачивается никакой литературщиной, и не чисто головной спектакль. Поэтому мы смотрим, как в первом ряду дети схватились за руки и качаются под музыку. Эта музыка их увлекает. Это нестандартная музыка, она не звучит у нас так на каждом углу. Бесконечное обаяние этого саксофона и джаз-банд 20-х годов, где банджо – сковородки и саксофонов-чайников. Все как-то симпатично работает на фантазию этих маленьких детей. И даже граненый стакан в стиле Веры Мухиной – конструктивизм, чистая форма конструктивизма, т.е. работает абсолютно все.

А потом очень смешное это раздвоение Федоры после того, как она берет в руки метлу. В ней, видимо, начинается работа над собой. Дальше она раздваивается на костюм Федоры, состоящий из паутины. Она так уныло и очень смешно пытается играть на этой паутине, эта трагическая маска так «дзынь» – и трагически упадает на собственную паутинную юбку. И дальше мы видим веселую Федору. И такая немая фильма 20-х годов с трагической актрисой, а заканчивается все вполне весело. И мне кажется, что для детей это и экскурс в историю культуры, причем не унылый, не занудный нисколько.

И цитата из «Таракана» здесь очень уместна, потому что этот апофеоз Таракана и хаоса жизненного усилен просто этой цитатой. И потом сражение Федоры с тараканами, этой как бы нечестью и абсурдностью мира – она тоже здесь сильно явлена. И для маленького зрителя все это доступными средствами. Все это показалось очень симпатичным и интересным».

«Режиссер думает о форме»

Екатерина Романовна Дмитриевская оценила прежде всего единство формы и содержания: «Это редкий случай, когда режиссер думает о форме. На придумывание формы брошены силы. Придумано очень много, очень точно. И помимо того, что выбран супрематизм, который бросается в глаза, Кандинский, который бросается в глаза, - это все поддержано стилистикой джаза. Я воспринимаю этот спектакль как такой урок джаза. Спектакль так сделан, что все находится в едином каком-то ансамбле, поэтому отделить джаз, видеоряд, живопись, чарльстон - танец, который передает 20-е годы – это то, что обрадовало: отобранность средств для создания единого стиля спектакля. И при этом самое главное, чтобы я выделила – это то, что очень легко было увлечься всем этим настолько, что выплеснуть ребеночка совершенно запросто за окно. А здесь как раз меня поразило, что с самого начала этот спектакль очень содержателен.

На мой взгляд, он как-то очень по-своему трактует это произведение.

Я впервые поняла, что это называется «Федорино горе». Горе в данном случае поставлено во главу угла. Это о трагической героине. У нее рушится мир на глазах. Уход тарелок и утюгов – это разрушение мира, разрушение дома, и поэтому эти страшные глаза, это ужас. И ты начинаешь жалеть ее с первого момента.

Да, вот она плохо моет посуду, ну что в этом такого. А с другой стороны, тараканы – это ж действительно бедствие, это же трагедия, это зло, с которым не знаешь, как бороться. Это же Эсхил! Ужас! И поэтому я смотрела этот спектакль – я волновалась, что вообще будет, как она справится с этим.

Еще прелесть заключается в том, как точно найдена форма сказа, потому что это рассказ для детей.

И это уже мое право воспринимать этот спектакль как трагедию. Или, скажем, это такая трагикомедия для детей, трагикомедия почти чаплиновская. И мне показалось, что найдена не только форма, но и она наполнена содержанием.

И очень хорошая реакция детская, что тоже бывает редко. Здесь вот зал был полностью взят. В конце концов, я не знаю, надо ли говорить об авангарде или не надо говорить об авангарде, и что дети для себя вынесут, поймут ли они что-нибудь или не поймут – это не имеет ни какого значения, потому что они столкнулись с искусством. И уже потом, возможно, это как-то прорастет каким-то неожиданным образом».

«Абсолютно кукольный спектакль»

Наталья Михайловна Решетникова дала свою оценку спектаклю: «Это абсолютное браво и художнику и режиссеру, потому что, правда, очень цельная, очень гармоничная работа, очень вкусная. Первые два слова, которые я себе записала – это «стиль», «решение». Это есть. Он выдержан железно в стилистике тех самых 20-х годов. И сразу у взрослого образованного человека идет некий культурный срез – это и художники, и музыка… И спектакль опять же музыкальный чрезвычайно. Ну, это фирменный знак ваш. Я не видела не музыкальных спектаклей. Даже там, где было мало музыки, они были музыкальными. Поэтому очень вкусный.

Он для меня абсолютно кукольный спектакль. Он не спектакль с куклами, он кукольный спектакль. Он с прекрасными куклами, придуманными очень смешно, очень изобретательно, очень просто, казалось бы. С одной единственной маской, очень выразительной. Сразу это не актер, который надел маску, а это кукла, цельная большая кукла с трагической, жутко смешной при этом маской, не пугающей ребенка, а очень выразительной. Поэтому это кукла. С очень чудными котами, с разнообразно придуманными смешнющими тараканами, у которых эти ротики двигаются. И кошки растягиваются. И эти резинки, которые там многофункциональны. Они делают и декорацию. Это и струны. И масса, масса всевозможных образных вещей очень простыми средствами.

И это, конечно, абсолютный плюс, т.е. он точный музыкально, он точный по художественному решению. Там есть все компоненты хорошего кукольного спектакля детского тотально: там есть юмор, там есть хорошая классическая основа литературная.

Конечно, огромный плюс, что режиссер придумал вот этот голос Чуковского, который звучит с этой хрипотцой граммофона, который монтируется, из другого мира. С другой стороны, такой дедушка, который рассказывает сказку. Так что для современных детей Чуковский? Ну, они видели, наверное, эту фамилию. Папа с мамой говорили, что Чуковский есть, но они же не представляют, что это такое, живого человека они не монтируют с этим. А здесь просто пожилой человек, который рассказывает вот эту сказку. И как же опять же так точно музыкально сплавляется чисто музыкальное решение с голосом самого Чуковского, который тоже вносит определенную музыкальную краску, т.е. это очень гармоничное произведение.

Этот звук граммофона, и все эти придумки художника – супрематические картины. Среди бутафории вдруг этот чистый стакан как мета этого стиля – конструктивизма. Сразу у меня Николай Коляда с его «Коляда-plays» с фирменными стаканами колядовскими, которые просто используются в театре всегда, из них пьют зрители чай. И делается лейбл, логотип. Это классический стакан – фирма такая. И вдруг он так возник очень красиво.

В этом спектакле есть настроение. В нем есть интонация. В нем есть вкус, культура общетеатральная, артисты с настроением существуют. И это хорошо, и пластично чрезвычайно. Это тоже примета вашего театра – актер пластичен. Поэтому я хорошо, очень-очень хорошо отношусь к этому спектаклю. Он меня очень порадовал.

Эта голова, о которой говорили. Ее можно по-разному трактовать. Она просто потеряла голову. И это реально. Обезумела. И это только кукольный театр мог сделать.

В каких-то мгновениях мне показались длинноты определенные, хотя я понимаю, что они связаны с живым планом, конечно, с этим хором, массовкой. Это завязано на музыке, пока не закончилась музыкальная тема, вы не начинаете дальше. Это тормозит в определенной степени действие. Есть определенные повторы. Как не пытаются артисты разнообразить свое существование на сцене, каждый свой выход, тем не менее ощущение длиннот есть – никуда ты от этого не денешься.

И очень согласна с коллегами по поводу формы, которая собственно есть профессия. Как только у спектакля есть форма – это метапрофессионализм постановщиков. В этом спектакле есть форма. И то, что вы тратитесь на детей не в смысле материальном, а в смысле того, что взяли, кажется, вот такое простое произведение и не то, чтобы наворотили бог знает чего, что ребенку не понятно, но в этом спектакле для детей возникает очень много смыслов. И опять же каждый возраст считывает свой.

Я вас поздравляю с режиссером, который растет просто на глазах. За год он очень набрал. Это спектакль просто об этом говорит. Дай вам Бог, чтобы такая прививка молодости, таланта и художника у вас прижилась и дала свои плоды. Поэтому у меня тоже очень доброжелательное отношение и ощущение».

А если вы еще не успели посмотреть спектакль «Федорино горе», у Вас еще есть такая возможность: 12 и 13 октября, в 11.00.

 Не пропустите и приобщитесь к высокому и многогранному, многослойному искусству!

Если вы стали очевидцем какого-либо события, присылайте сообщения, фото и видео на любой мессенджер (viber, whatsAppp, telegram) - +7 902 896 51 63 или почту редакции panorama@ozersk74.ru, либо через форму добавления новостей, а также в нашу группу «ВКонтакте». Телефон редакции 5-94-14.