РекламаРекламодатель:
ИП Асташов Евгений Владимирович
ИНН 742200420473
erID: 2VtzqvYVT7j
Озерск, Челябинская область
28 Марта
четверг
РекламаРекламодатель:
ПАО «Челябинвестбанк»
ИНН 7421000200
erID: 2Vtzqx3QUb7
Авторизация
Логин:
Пароль:
Забыли свой пароль?
Регистрация
Авторизация
Логин:
Пароль:
Забыли свой пароль?
Регистрация
Авторизация
Логин:
Пароль:
Забыли свой пароль?
Регистрация
РекламаРекламодатель:
ООО «КВАНТ»
ИНН 7422019034
erID: 2VtzqvvJ5JV


Архив газеты Озерская Панорама
РекламаРекламодатель:
ИП Темникова Наталья Анатольевна
ИНН 742205645336
erID: 2Vtzqux4bG9


Архив опросов
РекламаРекламодатель:
ИП Мосеев Константин Владимирович
ИНН 742206401741
erID: 2VtzqxB6sbT


Работа в Озерске Резюме (14) Вакансии (614)
РекламаРекламодатель:
ИП Ковальчук Сергей Валентинович
ИНН 742200703979
erID: 2VtzqxMdmdE


АВТОзерск Продажа легковых автомобилей (1) Автокатастрофы
РекламаРекламодатель:
ИП Ожегова Татьяна Васильевна
ИНН 742201072236
erID: 2Vtzqvx3BFj


Недвижимость Продам (362) Сдам (37) Обмен (1)
Барахолка Форум Спорт Озёрска Наши конкурсы
РекламаРекламодатель:
ООО "ГРАНТ"
ИНН 7413027279
erID: 2VtzqxTcq2m


Новости за сегодня Городская жизнь Общество Экономика Наука и образование Происшествия Здоровье Спорт и отдых Автоновости Новые технологии Тусовка Событие Новости наших читателей
РекламаРекламодатель:
ООО «Биотест»
ИНН 7413017979
erID: 2VtzqxYuAJH


Интервью Мнение Гость редакции Фоторепортаж Спецпроекты История города Знай наших Маршрут выходного дня Мода и стиль Семья в саду

Архив за Март 2024

Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
26 27 28 29 1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 31

полный архив

Сквозняки Глюкенбурга

Общество, 24 октября 2013 13:55, Александр Волынцев

(Венок для Венички)


Памяти Венедикта Ерофеева

(24 октября 2013 г. – 75 лет со дня рождения В.Ерофеева)


Сквозняки Гл 2.jpg


10-е февраля

Говорят, что это – зима. Пускай. Зима так зима. Хотя на зиму это мало похоже. Опять кто-то что-то напутал, ибо зима обязана трещать морозами во дворе и поленьями в камине, растить на оконных стеклах белые пальмы и впиваться минусдвадцатипятиградусными зубами в щеки и нос, а она – нате вам! – хлюпает под ногами талым снегом и в трещинах мраморных карнизов третьего этажа вылезает жухлой зеленой порослью...

Мы сидим тесным мужским кружком и из граненых стаканчиков кушаем водочку, заедая мелкопорубленными ломтиками торта. Совершенно обленившийся табачный дым не имеет никакого желания улетать в распахнутую в его честь форточку.

Это мой день рождения. Так, по крайней мере, считают мои друзья, собравшиеся по этому поводу в моей берлоге. (С тех пор как в лозунге «Не вижу повода не выпить» кем-то была поставлена точка как раз после слов «не вижу повода», мои други перестали видеть повод и заходить ко мне, предпочитая решать все вопросы по телефону.) В паспорте тоже указана дата: «10 февраля». Ну и что? Я лично не помню, какое было число, когда я впервые разразился нечленораздельной тирадой относительно несанкционированного вторжения меня в этот мир. Кто меня спросил? А никто. А всем наплевать было (за исключением матери). И тем не менее вот я здесь. Уже третий десяток лет. И каждый год в этот день мне становится невыразимо грустно. Я скорблю об ушедшем детстве, когда мне дарили смешные игрушки и рекомендовали не быть лапшой...

Мне грустно. Но – это светлая грусть. Грустно, потому что Некто всякий год ударяет по затылку и приговаривает: «Двадцать пять... Двадцать шесть... Двадцать семь...» А светло потому, что, когда мне стукнут и скажут: «Шестьдесят!», можно будет не работать и грохотать домино все дни напролет, ожидая приглашения на ужин... Тьфу ты! Перспективка... Ну почему в голову лезет всякая гадость? Ага. Нас уже не семеро, а трое. Очень хорошо. Остальные улетучились, поставив галочку. Один задумчиво доедает торт, замысловато орудуя вилкой, другой рассматривает белый прыгающий экран телевизора... О! А вот и еще один (почему-то, не раздевшись, прилег в пустую ванну). Это все? Все. Четыре часа утра, и я в зеркале. Ой, рожа... Ладно. Где-то была у меня незанятая тахта. На ней мы и встретим грядущее утро нового... Этого... Года жизни, вот. Плюх! Ага, под одеяло и чтоб не слышать, не видеть, не...

Кстати, утром встал довольно бодрым. Очень странно. Или «уже», или «еще не». Как на грех кончился кофе. Придется идти в кофейню. В этой пока варят довольно сносный кофе. Не «научились» еще, что ли? В остальных кофейнях – ну такие помои, ну такое...

...Допиваю третью чашечку кофе. За окном вялый снег огорчает редких дворников. Машины, пролетка с парой лошадей... В пролетке сижу я в каком-то полумушкетерском плаще... Поздравьте меня. «Раздвоение личности», да? Я (который в пролетке) встаю и машу шляпой мне (который здесь, в кофейне). Что за дела? Бросает в озноб. Пролетка трогается с места. Видение исчезает. Я сжимаю в ладони осколки кофейной чашки. Кровь капает на пол оригинальным узором.

Что? Да заплачý, заплачý я вам за вашу несчастную чашку. Вот люди! Червонца хватит? Получите. Уйду, уйду, не кричите. «Нажрался»... Да не «жрал» я сегодня, не «жрал», что привязались?! Скоты... Ненавижу...

Выталкиваю дверь наружу. Комкаю снег. Жарко... Говорят, есть в человеке весы. На одной чаше – Любовь, на другой – Ненависть. Пока они в равновесии или чаша с Любовью перевешивает (что, конечно, лучше) – человек живет. Когда перевешивает Ненависть – человек умирает. Сколько мне осталось? Месяц? Неделя? Час?.. Отшвыриваю покрасневший снежный комок.

Скоты... Послушное стадо, бредущее из понедельника в субботу и нежащееся в собственных лужах перед новопонедельничной головной болью... Тоска... Почему так тошно? И что это было за видение? Знак? Или... Нет, хватит. Так могут последние предохранители полететь. Проще надо относиться ко всему. Проще.

Вот я дома. Вот папки с моими нотами. Ноктюрны. Элегии. Парочка симфоний. Чушь. Все это ни к чему. И ни для кого. Связываю в стопки. Сосед, вам макулатура нужна? У меня тут завалялось килограммчиков «мнадцать». Вижу, вижу, что нужна, ишь, глазенки заблестели. Берите-берите. Я все равно «макулатурных» книжек не покупаю. Дефективички там всякие. Дж-ж-ж Чейз-з-с-с, Ага-та-Кристи и прочая... Вот. Зато в комнате просторней стало. И чище. Как в морге.

Обрыдло все!!! Прыгаю на тахту и включаю телевизор. Опускаться так опускаться...


март

Март. Март. Март. Какой он? Не помню. Он начался, когда я вышел из дома и перетек в


                                                                                    апрель


                                                                                            когда я вернулся.

Целый месяц пробродил пьяным от запаха отходящей Зимы. Где я был? Не знаю. Наверное, где-то все-таки был...

Всякий раз Весна застает врасплох, как бы ее ни ждал, как бы ни звал, как бы ни готовился... Еще вчера ее не было, а сегодня... Бац! И тебя нет. И Зимы нет. И вообще ничего нет – есть только Весна. И лужи. И лопающиеся почки. И уверенность, что умеешь летать, нужно только расправить сдавленные Осенью крылья. Вот так...

Я их расправил и... Оказался на кладбище. Нет, не угадали, не в качестве клиента, а в качестве посетителя. (Первого, по-моему, за последние лет пятьдесят). Покосившиеся кресты и лопнувшие плиты. Надписи почти не видны. Тропинки между могилами заросли густым кустарником вперемежку с полынью и чертополохом. Полуразвалившиеся склепы. «Здесь покоится прах Великаго Князя Василия Феодоровича Обо... (фамилию не прочитать, как и дату рождения)... почил декабря седьмого дня 1813 года сорока пяти лет от роду...» Вот так-то, князь. Жил, мед пил, на балах кутил, может, и с Наполеоном поздороваться успел, а «врезал» дуба и остался от тебя гранитный кивер, засиженный голубями, и даже фамилию не прочитать. Обидно? Мне тоже... «Поручик Ланской. Пал сме.... хр...рых 2 августа 1915 года. Вечная пам... герою!» Вечная. А что было 2 августа 1915 года? Понятия не имею... А вы говорите: память... «Слушайте, товарищи потомки…» «Роясь в сегодняшнем окаменевшем» и тэ дэ...

Где-то хрустнула ветка. Оборачиваюсь на звук. Ага. Я не один. Между деревьями – стройная фигура в белом платье. «Сударыня!» – вырывается у меня незнакомое слово и пугает стаю кладбищенских птиц. Легкий кивок шляпки, и фигура удаляется.

Перемахиваю через ограду кустарника и оказываюсь на довольно широкой тропинке. Хм. Очевидно, здесь кто-то бывает. И весьма часто. И в немалом количестве. Фигура удаляется. Поворачиваюсь и иду в другую сторону. Тропинка, сужаясь, упирается в часовню. Потемневший, местами начисто съеденный ржавчиной купол; обвалившаяся штукатурка обнажает кладку. Двери нет.

С опаской перешагиваю через порог. В глубине полумрака горит недавно поставленная свеча, освещая потемневшую икону. Подхожу ближе. Всматриваюсь. Лик неясен. Отчетливо видны лишь часть лба и глаза. С непривычки становится как-то жутковато. Из иконы исходит взгляд, но он настолько чист и светел, что удерживает меня от позорного бегства. Взгляд исполнен Любви. Он входит в меня, насыщая каждую клеточку своим Светом, выгоняя холод и страх бесприютности... Откуда-то сверху слышится пение. Что-то церковное. Хор...

Выхожу наружу. Вечереет. Над крестом купола в небе цвета индиго мерцает пока еще неяркая звезда. Наверное, лицо мое имеет несколько странное выражение, так как, шагая по Центральному проспекту, постоянно чувствую на себе недоуменные взгляды, а какой-то товарищ в каракулевом «пирожке» указал на меня своей подруге и откровенно повертел пальцем у виска.

Господи... Какие они еще... маленькие. Человеческие дети, прошедшие двухтысячелетние курсы ликбеза... А впереди – гимназия, университет... Сколько веков понадобится, чтобы их осилить? И будет ли желание? Можно поступить гораздо проще, нацарапав на стене моего подъезда: «Здесь был Кеша». Молодец, Кеша, что был, но ты не останешься в памяти народной, а я останусь. Будет мемориальная доска: «Здесь жил и работал...». И поэтому мне нет необходимости ковырять известку своим именем.

Зажигаю настольную лампу. Очень интересно... Оригинально... На спинке стула висит бюстгальтер. За дверью ванной – звук льющейся воды. Дверь открывается. Шаги. В комнате появляется длинноногое зеленоглазое создание с полотенцем на бедрах. Кстати, мое полотенечко-то. Проходит мимо меня, едва не задев. Сбрасывает фиговый листок полотенца и располагается на тахте. М-м-м... Э-э-э...

Мой вопрос зацепился за кончик языка, ударился о зубы и провалился куда-то внутрь: в дверном проеме возникает отечественный вариант Шварценеггера, активно вытирающий голову пододеяльником. Чудо № 1 спрыгивает с тахты и, бросив брезгливый взгляд на свой бюстгальтер, выскальзывает в коридор. «Шварц» аккуратно укладывает в пододеяльник разбросанную по полу одежду и, взвалив «узелок» на плечи, выходит следом, ничуть не изменив свой тарзанно-мауглиный внешний вид на более европейский. С лестничной клетки доносится шлепанье двух пар босых ступней по ступенькам...

«Моржи, блин» – первая мысль. Ну, да. Моржи. Сдавали нормы ГТО у меня в ванной. Брасс. Все хорошо. Все нормально. Поднимаю еще влажное полотенце и обматываю голову. Оно источает запах чистого женского тела. С отвращением швыряю полотенце в корзину для бумаг. Да, не мешало бы навести в комнате порядок... А-а, потом. Все потом. На это будет Осень и Зима.

А сейчас в окна ломится


                                                 май,


и злобные январские старухи с ненавистью шипят вслед мини-юбкам. Шипят и плюются кипучей слюной себе под ноги. Они ненавидят мини-юбки за свою старость, за свои ставшие кривыми ноги, за вытянутые Временем груди... А мини-юбки весело порхают по проспектам и скверам, разворачивая наступление широким фронтом...

И водители судорожно вцепляются в «баранки».

И милиционеры роняют свистки.

И дворники отбрасывают зацветающие метлы.

И я вспоминаю фигуру в белом, что видел на кладбище, и это сигнал. Выбрасываю себя из кресла. Я должен ее найти. Это – Ответ. Ответ на тысячи идиотских вопросов, заданных мне мудрецами всех времен. Достаю из стенного шкафа бухту капроновой веревки. Креплю один конец к трубе под подоконником, остальное – в окно. Я должен... Да, да, вы правы, гораздо проще спуститься на лифте, но ведь – Весна! Весна – не время езды на лифтах и чтения газет в нужниках! Я...

Проснувшееся после многомесячной спячки небо заворочалось, гремя своей раскладушкой. Первая гроза. Ночь крошится трещинами молний. Приехали. Пятки втыкаются в разрыхленный газон. Вперед! Я чувствую, как дрогнули чаши моих весов, и чаша Ненависти медленно поползла вверх. Еще один плюс Весны...

Полчетвертого. Светает. Озираясь по сторонам, в город входят Белые Ночи.

Я залезаю в первый троллейбус, идущий в Центр.


июнь

Час пик. Троллейбус резко тормозит перед железнодорожным переездом, и я (без всякого умысла, поверьте!) оказываюсь сидящим на мини-юбочных коленях очаровательной брюнетки, озабоченно рассматривающей новенькую селедку, при моем скромном участии чуть было не ставшую камбалой. Красотка настолько увлечена своей удачной покупкой, что, кажется, не замечает происходящего вокруг. Я усаживаюсь поудобнее – дабы ржавый селедочный рассол не капал мне в ботинок.

Перед носом троллейбуса покачивается полосатый кукиш шлагбаума. От нечего делать считаю вагоны и пытаюсь угадать, что в них едет. Цистерна с черными потёками и с надписью: «Нефть». Контейнер с контрабандным гравием из Финляндии. Четыре открытых платформы с лимонными вафлями (на второй платформе сидит толстая тетка в оранжевом жилете и трескает вафли прямо из штабелей, прихлебывая с блюдечка кофе с молоком). Дальше – десять до безобразия пустых товарных вагонов. На крыше десятого – волосатые парни поют под гитару про надежду, что компас земной, и про удачу в награду за смелость. Они сидят вокруг электрической плитки, на которой девушка в купальной шапочке и ластах варит уху из консервных банок и солидола, разбавленного розовым портвейном. Вот, наконец, пассажирские вагоны (целых два), до отказа забитые бревнами и шпалами для очередного субботника.

Шлагбаум нехотя разжимает пальцы и втыкается в небо. Его кратковременная власть кончилась. «Ехайте пока, но глядите у меня, ежели чего...» Глядим, глядим, Ваше Величество, и никому не расскажем про то, что увидели... Седина моей брюнетки стала настолько очевидной, что брюнеткой ее теперь назвать трудно. Подслеповатые, слезящиеся глаза пристально разглядывают покрывшуюся алмазиками соли воблу в дырявом полиэтиленовом пакете. Морщинистый пергамент лица прорезает беззубая улыбка. «Остановись, мгновенье, ты прекрасно» давно сделало ручкой и оставило после себя утреннее ощущение выкуренной перед сном сигареты. Я разочарованно слезаю с костлявых экс-брюнеткиных колен и выхожу из троллейбуса. Конечная.

Вечер вялыми строчками постскриптума дня зажигает фонари. Темными коридорами улиц спускаюсь к себе домой. Мой обычно залитый огнями седьмой этаж сегодня мрачен, как шутка синоптика. Жму выключатель и жмурю веки.


июль

Какая гадость... Мамаево побоище. Смахиваю со стола стаканы с остатками чая, пустую коробку из-под торта, кипу журналов... Общий экстерьер комнаты от этого не улучшается, но на столе должен быть порядок. Кстати, форточку лучше закрыть. Вот так. А то что-то знобит. Разжигаю камин и гашу люстру. Так-то лучше. Рюмка коньяку и кресло у камина – первое лекарство после езды на троллейбусах.

Ненавязчивый стук в дверь. Ну, и?.. Входит некто в черном плаще, черной шляпе, пространство между черными очками и поднятым воротником замотано черным шарфом. Черные лакированные штиблеты оставляют на паркете влажные следы. Не помешал? Помешали, что дальше? Ничего, перебьетесь, я принес новый заказ. Я больше не работаю на заказ, и, вообще, я теперь пишу картины. Мы знаем, но вам придется тряхнуть стариной, вот аванс. (Полуоткрытый мешочек со звоном падает к моим ногам, два золотых закатываются под кресло).

Что нужно на этот раз? Черная перчатка протягивает бумажку. Разворачиваю. Латынь. «Реквием».

Э, не-ет, мил человек, спасибо. Уж кого-кого, а Пушкина я тоже читал. Бью визитера в прыжке обеими ногами в грудь. Резко вскакиваю. Он кувыркнулся навзничь, но медленно пытается встать. Ну уж дудки! Такого шанса не будет. Приземляюсь каблуками на черные очки. Еще раз. Еще. Из треснувшего пластика черепа крошатся транзисторы и диоды. Вытаскиваю из-под дивана топор. «Расчлененка» – так, кажется, говорят наблюдатели за уголовным кодексом? В баню, не до них сейчас. Ту би ор нот ту это... Лезвие высекает искры, натыкаясь на металлические детали. Впрочем, их не так уж много, в основном пластик да дерматин, плюс радио- теперь- запчасти. Ну-с, любезнейший, пожалуйте в камин. Шляпу туда же. Да, и ботиночек, конечно, как же вы без ботиночка-то. Авансик ваш заберите, нам чужого не надо. Монеты, оплавляясь, плачут оловянными слезами на ребра покойного. Хороша сегодня тяга: в трубу всасывает вместе с дымом пепел и золу. Жарковато, однако. Придется открывать форточку.

Так на чем бишь мы остановились? Ах да! На второй рюмочке коньяку... Ну, правильно, конечно! Вечер отдыха отменяется. Пока выяснял, «ту би» или не «ту би», в суете раскокал свой любимый графинчик. У-у-у, р-рас-стяпа! Придется идти в «ночнуху», а там какой отдых? Да ладно, все равно это чучело настроение перебило...


август

...Тяжелая дубовая дверь открывается со скрипом. Полумрак. Хорошо, что я помню здесь все с закрытыми глазами: шесть выщербленных мраморных ступенек вверх, поворот, еще одна дверь. Небольшой холл. Бросаю швейцару пару монет за вход. Витражированные двери приветливо распахиваются.

Метрдотель с заученной улыбкой провожает меня к столику в дальнем углу. О'кей. Отсюда даже лучше видно весь зал. Не за тарелкой же салата я сюда пришел, в конце концов. Прейскурант? Нет, благодарю, ни к чему. Все по полной программе, пожалуйста, да, как обычно. Кстати, если несложно, уберите со стола семейство этих полузамороженных кактусов... Вы считаете, это – розы? Ну, тем не менее. Премного благодарен.

Что ни говорите, а здешний повар еще не испорчен поточно-конвейерным методом и творит с достаточной долей мастерства, профессионализма и вдохновения. Музыканты пиликают что-то весьма благопристойное, одинаково не мешающее ни жующим, ни танцующим. По стенам расп...

Боже!.. Я роняю вилку. Знакомый белый шлейф с ажурными оборками кружит в вальсе с ошпоренными сапогами; выбившийся из-под шляпки локон невыносимо приближен к сверкающим эполетам.

Пожалуй, мой фрак будет больше гармонировать с тонкими пальцами обладательницы шляпки, нежели эти вульгарные в своем сиянии эполеты. Опрокинув стул, бросаюсь в водоворот нот. Эполеты галантно скользнули в сторону. Моя рука крепко обхватывает туго зашнурованный корсет...???..

Изуродованные перекисью космы; расстегнутая почти до пояса ковбойка, обнажающая основания бледного, но еще упругого бюста, шорты «а'ля Сабрина», полуприкрытые глаза ищут куда бы припечатать жирно намазанные алым губы... Прочь! Что за бесовщина? Белый шлейф растворяется в дверном проеме, туда же насмешливо вызвякивают шпоры. Дверь захлопывается перед моим носом. Споткнувшись о чью-то ногу, лечу головой в грудь изображенного на витраже спартанца. Поднявшись по ту сторону порога и стряхнув осколки воина, скатываюсь по лестнице, но...

Белая шляпка покачивается в такт стуку подков, уносящих коляску дальше, дальше, дальше... Глупо... Мальчишка! Возвращаюсь за свой столик.

Официант преподносит коричневую замшевую перчатку: сударь, вы так спешили, что уронили в бокал вон тому господину запонку со своей манжеты... Так отдайте ему вторую, и пусть он соблаговолит заткнуться!.. Нет, сударь, он не намерен принимать извинения и будет ожидать вас в соседней комнате; если хотите, я буду вашим секундантом...

Тьфу ты, чушь какая... Как в дешевом боевике по мотивам многотомных трудов Дюма... Шут с вами... Однако оригинальный метод проводить дуэли у местных завсегдатаев. Револьверы. Одно гнездо в барабане пустое, в следующее – холостой патрон, в третье – боевой; пустое, холостой, боевой. «Русская рулетка» для заключенных младшей группы детского сада...

Секунданты несколько раз прокручивают барабаны револьверов соперников. Врач с лихорадочным блеском в глазах раскладывает на столе свои инструменты. Идиотизм: стреляться с четырех шагов... Нет, «рулетка» «рулеткой», а смотреть в ствол, дрожащий перед носом, не очень приятно. Я бы все-таки предпочел недоеденную, но окончательно остывшую куропатку. Дуэлянт фигов... Бреттёр тряпочный... Явно перед своей «мадам» выкаблучивается... Недоросль сапожная... Вот так и погибают хорошие люди. Интересно, каким образом разлетятся мои мозги? Прямо на стену или часть повиснет на бедрах гипсовой Венеры за моей спиной, справа?

Указательный палец с побелевшей фалангой медленно движется... Щелчок... «Пусто!» Ну пусто, ну и что? Зачем кричать-то? Врач нервно потирает руки. Успокойся, дядя, ты сегодня – без работы. Устало отвожу руку и спускаю курок. Пуля с визгом рикошетит от колонны в кадку с раскидистой пальмой.

Врач сердито сгребает инструменты в саквояж. Секретарь откладывает перо в сторону и подает нам учетную книгу: «Дуэль № 2731: «пусто» – «мимо». Пострадавших нет. Материальный ущерб включается в счет. Для вас сегодня лимит поединков исчерпан». Мы с соперником расписались в графе «ознакомлен» и вернулись в зал.

Кстати, обе запонки оказались на месте. Занятно. Кто-то из нас дурак. Подозреваю, что я.


сентябрь

Бал заканчивается. Дворецкий, скинув ливрею пожилого зеленого сукна, расшитую золотыми позументами, гасит свечи, обмахивая их напудренным париком. Пол усеян конфетти, обрывками бумажных карнавальных масок. Около мертвеющего камина тускло поблескивает эфес позабытой кем-то шпаги. Музыканты укладывают мазурки и менуэты в потертые кожаные футляры. Маэстро прячет дирижерскую палочку в рукав и, опрокидывая пюпитры, направляет свои шатающиеся шаги к выходу.

Грузная уборщица в синем халате скрипит лысеющей шваброй. Жадная на свет керосинка в центре моего стола высвечивает опрокинутый фужер, тарелку со скелетом бесславно погибшей птицы, лужицу бургундского да смятую, некогда накрахмаленную салфетку. В темном углу хрустит отставшими обоями крыса.

Светает. Пора спать.


октябрь

Утро выдалось хмурое, как моя душа. На улице – туман, в кармане – ветер, в голове – тайфун, в носу – осенняя печаль. Ничего себе денек начинается. Ничего не хочу, нигде не ждут, где ждут – уже поздно, где не дождались – еще рано. В холодильнике тоскует от одиночества плавленый сырок, в телевизоре бесятся от тесноты рекламы-конкуренты. Лю-у-у-уди! Хватит дрыхнуть! Колбасу проспите... А?

А в ответ – тишина, все вчера не вернулись из боя... Нет, серьезно, куда все подевались? Тишина-то какая... Неужели наконец-то меня оставили в покое? Профильтровал через телефон записную книжку: никого! Прошел по супермаркетам, проспектам, музеям, кинотеатрам, кабакам, публичным домам и не более публичным библиотекам: никого!! Нигде – никого!!!

Все заболели, скончались, аннигилировались, перестрелялись, эмигрировали, уехали «на картошку», улетели на Луну, утопли в марсианских колодцах... Господи, благодать-то какая... «Жить в обществе и быть свободным от общества – низ-зя-а-а»? Ну и не надо, не очень-то и хотелось. Будем свободны вне общества, а общество пусть будет свободным от моего общества и вне моего Общества... В смысле...

Тьфу ты. Запутался. Ну ее, эту философию. Она мне никогда не давалась. Ого! Уже вечер. Однако... Кто там жаловался, что одиночество растягивает время? Шиш там. Приходите, и я опровергну вам эту «истину», а заодно сотню других... Ха! «Приходите», ну-ну. Кто это интересно «приходите»? Теперь я здесь единственная и неопровержимая истина. Пустячок, а приятно. Допрыгались?

Возвращаюсь домой. Холодильник забит всякой снедью. Очень интересно. Главное – не вдаваться в подробности. Нужно принимать мир таким, какой он есть. После шикарного ужина смотрю вполглаза телевизионную белибердистику. Звонок. Любопытно. Поднимаю трубку. Металлический голос: «Двадцать три часа. Сорок четыре минуты». Ну, спасибо. Пейте на ночь корвалол – будете здоровы. Хотя с другой стороны – можно и поспать, несмотря на пословицу «Утро вечером мудренее». Что ж, посмотрим...


. . . . . . . . . . . . . .

Незаметно переладился на старый график. Дело на поправку. Днем сплю, а ночью тружусь или брожу по городу. Пишется теперь гораздо продуктивней. Закончил две новых вещи и три старых. Весьма недурно. Весьма. Правда, вчера утром (видимо от бессонницы) возник вопрос: «А зачем? Кому?».

Забавно, не так ли? Признаться, в первую минуту этот вопрос меня шокировал настолько, что даже кофе расхотелось. Действительно, «кому?». Примерно полчаса я был в трансе. Потом принял душ, выпил кофе и с аппетитом позавтракал. Кому-кому... Кому надо. А надо в первую очередь мне. И пусть я – эгоист, эгоцентрист, эгонационалист и еще какой-нибудь эго...дист, что ж теперь, удавиться на собственной одноглазой (кстати, надо бы пару лампочек ввернуть) люстре, что ли?

Нет уж, менять свою жизнь из-за того, что все шляются невесть где, я не собираюсь... Хватит. Накололи уже один раз. «Люди вас не поймут, им это не нужно, им это не интересно...» и тэ дэ и тэ пэ и тыры-пыры-трам-парарам. Ну, и не надо. А я буду.

«Двадцать три часа. Сорок четыре минуты. Двадцать три ча...» – бип-бип-бип-бип...


. . . . . . . . . . . . . .

Первыми в городе появились вороны. Или нет. Это были чайки. Впрочем, какая разница? Чайки в городе – такая же пошлость, как тигры в зоопарке или медведи в цирке. Дерутся из-за хлебных крошек, высыпанных сердобольными старушками, простуженно каркают, кроме хлеба жрут всякую пакость и страдают расстройством желудка на головы унылых горожан. Прелестные птички. Голуби крашеные. Где ваша гордость? Тоскуете ли вы по родным просторам? Как же, тоскуете... Здесь вам без борьбы – старушки и кров под мостом и на фиг не нужны ни ветер, ни соленые брызги, ни высота. Черви воздушные...

Да, я отвлекся. Потом начали хлопать двери и ездить автомобили. Было весело смотреть на открывающиеся двери, из которых никто не выходит, и на мчащиеся авто без водителей и пассажиров…

А вот стали появляться и сами квартиросъемщики, клиенты, пациенты, трудящиеся, служащие, тунеядцы, пешеходы, сфера обслуживания, сфера, использующая сферу обслуживания... Короче, Болдинская осень закончилась. Занавес, господа! Тоска.

Телефон мстит за свое долгое молчание. Нет уж, касатик. Выдергиваю шнур. Звонок в дверь. У-у-у, звери. Зарываюсь под одеяло, подушку – на голову. В дверь дубасят ногами. И не просите, и не открою. Треск. Очень интересно. Высовываю голову наружу. Еще удар. Замок отлетает в сторону. Ого! Целая делегация: участковый, соседи, дворник (а этот-то зачем?). Какой галдеж... Участковый с издевкой осматривает комнату. Встаю, пытаюсь пройти сквозь почетный караул... Хм. И где только этих участковых учат с людьми общаться? Так. Ребра вроде целы. Поднимаюсь с пола. Разрешите-ка пройти... Пролетаю по диагонали через комнату, стекаю по стенке в угол. Это уже серьезно. Кажется, из головы выкрошился какой-то шурупчик: перед глазами все плывет и как-то незнакомо двоится. Так-так... В комнату заходят два амбала в чем-то белом. Нет, ребята, так не договаривались. Хватаю табурет от себя ножками и бросаюсь на таран. Банзай!!! Почему-то я снова на полу, в вену на левой руке впивается шприц. Ух ты, какая иголочка тоненькая... Наверное, совсем хрупкая... Все куда-то плывут, рассасываются, образуя единую желейно-кисельную массу. Люди, вы чего это? А?


ноябрь

Это у них называется «больница». Вот это здание красного кирпича, с пуленепробиваемыми окнами-бойницами, пятиметровым забором и тремя рядами колючей проволоки. Если это больница, то я – граф Монте-Кристо... Пардон. Невольный плагиат. С кем поведешься... Граф Монте-Кристо у нас в палате уже есть. Лечится полгода. Днем покорно глотает пилюли, а по ночам в туалете долбит алюминиевой ложкой стену «на волю». Ну-ну. Подкоп с четвертого этажа – это великолепно...

Первым делом я потребовал карандаши и бумагу. «Ни-ни-ни, – запричитал профессор, – отдыхайте, дорогой, ни о чем не думайте. У вас легкое перенапряжение. Дышите воздухом, пейте микстуру Санкофольского-Джонсона, смотрите телевизор и развлекайтесь на полную катушку. Ни в чем себе не отказывайте». Ну, я и не отказал себе опрокинуть в профессорском кабинете шкаф с книгами. М-да. Медперсонал здесь оказался прочный. До сих пор кости болят. Правда, синяки уже прошли, халтурят братцы, халтурят.

Попробовал на прошлой неделе перелезть через забор. И что же? Колючая проволока проржавела – руками рви. Сижу на заборе, плюю вниз. А за забором ничего. Вообще НИЧЕГО! Пустота. Космический вакуум. Слез и побрел обратно в палату. А что делать?

Полночь. Мягкий свет настольной лампы скупо освещает скудно обставленную ординаторскую. Дежурная сестра привела меня сюда, как она шепотом сообщила, для новых инъекций. Что-то я не припомню, чтобы мне прописывали какие-то уколы. «Лягте на спину». Хм. Уж не собирается ли он вкалывать что-либо в мой живот? Садится на краешек кушетки (топчана?) рядом со мной. В руках у нее нет никакого шприца. Расстегивает свой халат. Белоснежная пенка хлопка стекает с бронзоватого летним загаром тела... Эге! А не задать ли мне деру? Ласковый голос: «Тихо. Лежите спокойно, а то санитаров позову!». Сдувает прядь пшеничных волос со лба. У…


. . . . . . . . . . . . . .

...Белый город на берегу моря. Встающее солнце заливает оранжевой краской улицы, мощенные розовым гранитом. Ветер над ратушей щелкает по носу флюгер, и тот нехотя разворачивается. Белые зубчатые стены отбрасывают голубоватую тень...


. . . . . . . . . . . . . .

...Солнце становится нестерпимо белым. Тени исчезают. Вытянувшись, замирает флюгер. Над распахнутыми городскими воротами поднимается решетка. Опускается подъемный мост...


. . . . . . . . . . . . . .

...Фанерное солнце срывается с гвоздя и гулко обрушивается на город, подминая под себя точеные сторожевые башни и купола дворца. На месте солнца в бумажном небе – яркое невыгоревшее голубое пятно...


. . . . . . . . . . . . . .

...Взгляд случайно натыкается на дверцу стеклянного шкафа с пробирками, медикаментами и шприцами. Мое отражение: красное лицо, вздувшиеся на лбу вены, ошалевшие глаза... Тьфу ты... Пшеничная челка довольно подрагивает и ласково хихикает. Экая пакость...


. . . . . . . . . . . . . .

...Сижу у окна рядом с моей кроватью. На подоконнике кактусы (фикусы?) и разные слова гвоздем на краске... И... Вас когда-нибудь било током? Хотя бы из розетки? Тогда вы поймете. Вижу за забором парк (впервые за две недели), аллею, усыпанную рыжими купюрами октября... Белая фигура... Шлейф шуршит по лиственному ковру...

Вскакиваю. Резко выбрасываю вперед руку. Кулак натыкается на невидимую преграду сантиметрах в трех от стекла. Ах, вот так, да? Запускаю в окно тумбочкой. Удар. Тумбочка по частям осыпается на пол. Стекло ехидно подрагивает. Белая шляпка скрывается в глубине аллеи. Опершись о дверной косяк, стоит санитар и курит, хитро сощурив на меня глаз. У соседнего окна сидит другой сопалатник и нервно грызет ногти. В его окне по огромному зеленому полю носятся футболисты, и что-то бубнит заблудившийся между рамами комментарий Озерова. У третьего окна – остальные. Оттуда доносится визг тормозов, рев «Студебеккера» и: «Стреляй, Глеб Егорыч, уйдут проклятые!» – «Ваня, держи меня!» – «Как, Глеб Егорыч?» – «Нежно!» Бах! Бах! Бах! Бултых...

Со стоном зарываюсь в подушку...


декабрь

«Ну-с, молодой человек, надеюсь, вам у нас понравилось. Не хворайте больше. Будет что беспокоить – заходите», – профессор массирует свежий синяк и дергает разбитой бровью. Непременно, доктор. Но уж лучше, как говорится, вы ко мне. Надеюсь, что больше не встретимся.

За воротами действительно оказывается парк. И аллея. Та самая. А снегу-то, братцы... Он сразу же коварно залезает погреться в мои демисезонные полуботинки. Но... Какие это мелочи, ей-ей! Забираюсь в переполненный автобус. Люди! Валяйте, наступайте мне на ноги, пихайте локтями, отрывайте пуговицы... Я все равно вас люблю, сволочи! Билетик передать? Да пожалуйста. Не стóит. Я еду домой. Домой!

Лифт возносит меня на родное небо. Почему не вижу красных ковров, цветов; где оркестр, наконец? Замок сломать – сломали, а вставлять, естественно, мне. У-у, какой бедлам! Хорошо – окна закрыты, снегу не намело. Где мои шедевры? Правильно, за шкафом. Великолепно. Главное на месте. А вот настольную лампу и будильник зря умыкнули. Совсем зря. Да ладно, жалко, что ли? Пользуйтесь... Разжигаю камин. Хорошо...


январь

Сегодня у меня праздничный моцион по местам жизнедеятельности величайшего Художника современности. По моим местам, то бишь. Любимый кабачок. Шесть щербатых ступенек. Печально знакомые двери. На одной створке витраж, изображающий лошадь, недоуменно смотрящую на соседнюю створку, где вместо отбывшего в неизвестность спартанца – девственно чистое матовое стекло. Этакий туман. У дверей не швейцар, а стол с толстым человечком. «Простите, уважаемый, мест нет, и вообще сегодня неприемный день». Неужели? Берусь за ручку двери. Человечек комично выкатывается из-за стола и протягивает в мою сторону руку. Длинный стилет летит мне в левую сторону груди, но, лязгнув по кольчуге, аккуратно вспарывает рубашку и пиджак. Человечек (разочарованно): «Проходите». Благодарю вас, любезнейший. На пороге оборачиваюсь и с восторгом бью человечка по локтю. Маузер, описав дугу, мягко укладывается на плешатый ковер. Человечек, скуля, отходит в угол. Сам виноват, к чему было спорить? Официант приносит тарелку со слипшейся холодной лапшой и котлетой из хлебного мякиша. Не глядя на меня, ставит на стол графин водопроводной воды, слегка разведенной яблочным сиропом. Браво, господа! «Ничто на Земле-е-е не пра-аходит бис-с-следна-а-а...» Да уж, действительно... Окурки в пальмовой кадке чудно дополняют засиженный мухами общий пейзаж: замурованный нештукатуреными кирпичами камин, грязные, в пятнах, салфетки, соскобленная до дерева позолота... М-да. Где моя шляпа?

...Под ногами весело скрипит снег. У него впереди еще целая Зима. Целая вечность царства спящих Эмоций. «Где вы теперь? Кто вам цалу-уить па-а-аль...»

Стоп! Короткий меховой жакет. Белый шлейф – по нерастоптанным снежинкам. Из-под слегка голубоватой шляпы – задорные локоны... Выплевываю «беломорину», поправляю под плащом шпагу и ускоряю шаги. Шпоры над моими каблуками выбряцывают: «Скорей! Скорей!».

Она останавливается, оборачивается и грациозно протягивает руку в белой перчатке. Опускаюсь на одно колено и касаюсь губами ее пальцев... Наконец она трогает меня за плечо и указывает на пару гнедых, запряженных в пролетку. Садимся. Мягко покачиваются рессоры. Возница хитро подмигивает и, поправив треух, щелкает кнутом. Из-под копыт летят комья мокрого снега.

Солнце безуспешно пытается посмотреть на нас сквозь вуаль низких облаков. Красный свет. Разгоряченные кони нехотя останавливаются перед светофором. На той стороне – кофейня, где сижу я, цедящий свой утренний кофе, изумленно уставившись в окно. Машý кофейне рукой. Моя спутница прикладывает палец к губам: «Тс-с-с. Не надо. Пусть будет так, как будет...». Что ж, я не против. Пусть. Она кладет голову мне на плечо. Зеленый. Пролетка срывается с места.

По улицам спешат Целеустремленные Люди, сосредоточенно глядящие под ноги. Им не до нас. И лишь стайка первоклассников, восторженно вопия «Кино! Кино!», бросается за нами. Нет, ребятишки, это лучше, чем кино, это – Жизнь. Только не надо, не надо смотреть под ноги, как это делают ваши папы и мамы...


10-е февраля

Я собираю чемодан. Книги, пара тетрадей, карандаши. Тубус со свернутыми полотнами выжидающе смотрит со шкафа. Так-так. Вроде бы все. Сегодня я переезжаю к Ней. Жизнь опять начинается сначала. Ах, да! Надо еще прихватить пластинку с Армстронгом. Чуть не забыл. Остальное заберу потом. Что еще? Ага! Включаю в комнате на полную катушку магнитофон, а на кухне – телевизор. Пускай. Пускай соседи думают, что у меня толпа гостей отмечает мой день рождения. Зачем? Н-не знаю, но – пускай...

Перепрыгиваю через ступеньки, почти не замечая своей поклажи. Впереди – все сначала и все по-другому. Я расправляю плечи и выпрямляю спину. У меня еще один шанс стать собой, и на этот раз я его не упущу. Я – Буду!

В нескольких кварталах отсюда горят свечи, и моя Новая Судьба с задумчивой улыбкой наматывает на указательный палец локон, чтобы короче была дорога к ней...

...А здесь пусть играет музыка, и мои соседи веселятся с моими гостями!..

...Пусть играет Музыка!..


1991 г. 

рис. автора

Если вы стали очевидцем какого-либо события, присылайте сообщения, фото и видео на почту редакции panorama@ozersk74.ru, либо через форму добавления новостей, а также в нашу группу «ВКонтакте». Телефон редакции 5-94-14.





Отклики читателей

asura, 24 октября 2013 16:36
ноябрь...
---------------
Я в ноябре родился-скорпионом по хрен знает какому календарю и чё?жив пока ещё-курилка... :D  :D  :D
Гость, 24 октября 2013 17:18
Спасибо! Всегда интересно читать этого автора :)
Любитель Чтения, 24 октября 2013 19:52
Почитайте автора Юрий Бригадир, роман «Мезенцефалон». Понравится.
Перейти к обсуждению на форуме >>
По требованию российского законодательства комментарии проходят премодерацию. Мы не публикуем сообщения, содержащие мат, сниженную лексику и оскорбления, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Не допускаются сообщения, призывающие к межнациональной и социальной розни.
Добавьте Ваше мнение:*
:) ;) :D 8-) :( :| :cry: :evil: :o :oops: :{} :?: :!: :idea:
Защита от автоматических сообщений
 


Внимание! Ваши комментарии будут показаны на нашем сайте только после их проверки модератором.

Сообщи новость

Если вы стали очевидцем происшествия, аварии или необычного и интересного события, расскажите об этом посетителям нашего сайта. Фото и видео приветствуются.

Добавить новость

РекламаРекламодатель:
ИП Асташов Евгений Владимирович
ИНН 742200420473
erID: 2VtzqvNvuGq



Погода в Озерске

28 марта 2024 - день

5oC, Ветер Южный 2 м/с, Пасмурно Без осадков

подробнее


РекламаРекламодатель:
ПАО «Челиндбанк»
ИНН: 74530021
erID: 2VtzqvEMhNm


Самые читаемые новости


РекламаРекламодатель:
ИП Караваев Дмитрий Андреевич
ИНН 742200490819
erID: 2VtzqvaxYVb


Самые обсуждаемые новости




Последние вакансии в Озерске

электрогазосварщик
Заведующий отделом
Уборщик служебных помещений

Последние резюме в Озерске

Продавец, оператор, уборщица
Сварщик
Любая

Дополнительно

Архив Карта сайта Редакция Размещение рекламы на сайте Ozersk74.RU