Жизнь – в подарок

Поздней осенью в Москве проходит традиционный Международный кинофестиваль «Радонеж». Сюда приезжают, как правило, люди верующие, потому время от времени удивляющие своей непохожестью на сверстников, «светских» коллег и единородцев.

И, тем не менее, одна из таких поездок подарила мне совершенно необычное знакомство. Одна из участниц фестиваля сразу обратила на себя внимание какой-то необычностью: какой-то до экзальтированности восторженной жизнерадостностью. Как-то это не соответствовало далекому от Церкви «светскому» пониманию, что православный человек — это человек не то чтобы сурово-угрюмый, но уж, по крайней мере — степенный, это точно.

Алла Гриднева, тележурналистка из Краснодара, со своим восторгом жизнелюбия не вписывалась в этот невесть кем придуманный стереотип, что впрочем, похоже, ее не слишком заботило. Жадность, с которой она впитывала впечатления от всего, что происходило вокруг, — удивляла. Как удивляла ее постоянная горячая готовность помочь всем и каждому, кто находился в зоне ее внимания. Такая готовность, честно говоря, не слишком частое явление и в приходской жизни, не то что на фестивале, где собрались люди хотя и православные, но все-таки творческие, а людям творческим всегда сложнее преодолевать черты эгоистичности, амбициозности, а порой, и гордыни.

Было ощущение, что эта юная журналистка на днях или получила какую-нибудь самую престижнейшую в мире премию, или, в крайнем случае, выиграла в лотерею десятка два миллионов иностранных рублей.

Отчасти это ощущение оказалось правильным.

Когда мы узнали, что ей пришлось перенести, и каким путем она пришла к вере, стало всё понятно. И удивление сменилось глубочайшим уважением к этому человеку. Мне нужно было включить диктофон и расспросить обо всем в деталях, но что-то остановило. Не захотелось, как говорится, лезть под кожу, ворошить, может быть, не слишком приятные воспоминания. И я не стал этого делать.

Она рассказала обо всем сама. Журналу «Нескучный сад». Наверное, ее монолог будет интересен многим нашим читателям.

* * *

«...Дело было в Краснодаре. Началось все с обычного ОРЗ. Я заболела сразу после своего двадцатидвухлетия. Подлечилась вроде бы, и через некоторое время меня сделали телеведущей. Тут у меня, судя по всему, ОРЗ перешло в грипп, но работу бросить я никак не могла и выходила в эфир с температурой. Еще тогда я начала задыхаться и подумала, что, наверное, у меня что-то не в порядке с легкими. Потом стала сильно набирать вес, отекать. Все это происходило в течение считанных дней. Однажды на улице у меня случился резкий приступ удушья, потом страшно начал болеть желудок. Я понимала, что заболеваю, но не понимала – чем. Только тогда пошла в поликлинику. Еле дошла. Врач не поняла, что со мной, и на «скорой» отправила меня в больницу скорой медицинской помощи.

Мне поставили предварительный диагноз «язва желудка». Но чтобы завести на меня карту больного, отправили на ЭКГ, а потом на рентген. Не успели мои снимки проявиться, как прибегает сестра с ЭКГ с круглыми глазами и говорит, что кардиограмму нужно переделать, врачи немножко не поняли результаты. Мне сказали, что ЭКГ у меня, как у восьмидесятилетней старушки. Я даже не поняла, про кого она говорит. Рентген показал, что сердце расширено. Меня отправили в реанимацию. Диагноз поставили «миокардит». (Потом, уже в НИИ трансплантологии, врачи сказали, что если бы меня привезли сюда сразу, возможно, им удалось бы спасти мое сердце.)

Только через пять месяцев каким-то чудом я попала к лучшему специалисту в области УЗИ Краснодарского края. После УЗИ она зашла ко мне в палату: «Аллочка, я хочу с тобой поговорить». Тогда я впервые услышала слово «трансплантация». Я не поняла даже, что мне говорят, что это вообще такое. Для меня всегда самым страшным сердечным заболеванием был инфаркт.

Еще несколько лет назад пересадка сердца могла быть только в сказке.

Случайно она знала телефон врача из Московского НИИ трансплантологии. Чудом меня приняли. За час сделали все анализы, пришел мой лечащий врач и сказал, что необходима пересадка сердца. У меня дилатационная кардиомиопатия (ДКМП). Это одно из самых страшных заболеваний. К сожалению, оно мало изучено. Чаще всего им болеют мужчины.

При этой болезни организм медленно умирает. Не сразу, а в муках. Сердце отказывается работать, сердечная мышца трепыхается, как тряпочка. Из-за недостатка кислорода начинают отказывать все органы: в первую очередь яичники, потом легкие, желудок, почки — все.

Сердце не гоняет кровь, поэтому очень низкое давление. Меня мучили приступы удушья до того страшные, что я не знала, куда деть себя. В легких застаивалась вода, и развилась сильнейшая пневмония, я не знаю, как я выжила.

Постоянные приступы рвоты. Мне бесконечно хотелось пить. А пить нельзя, чтобы не увеличивать нагрузку на сердце. Мне можно было пить максимум литр воды в день. При том, что кусок хлеба — это уже 10 миллиграммов воды. В туалет я сама не ходила, мне приходилось в огромных дозах пить мочегонное. Поначалу я могла ходить, гуляла в парке. Но состояние постоянно ухудшалось, и под конец меня мама возила на инвалидной коляске.

Когда началась атрофия мышц, ко мне каждый день ходила массажистка тетя Надя, чтобы хоть как-то поддерживать мое тело. Хорошо, что маме разрешили быть со мной. Я же сидеть в кровати не могла, была не в состоянии ложку ко рту поднести. Когда меня забирали на операцию, я весила 38 килограммов.

То, что со мной творилось в смысле духовном, словами передать сложно. Я была неверующим человеком и панически боялась смерти. Мне сказали, что единственный мой шанс выжить — это трансплантация, но ее в России сделать практически нереально. И меня предупредили сразу, что, скорее всего, я не дождусь. Обстановка с донорскими органами всегда была трудной, а тут еще этот скандал в 20-й больнице, и органы перестали поступать совсем. Муки такие терпеть было невозможно, и я даже подумывала о самоубийстве, у окна все стояла. Но ведь с четвертого этажа не разобьешься, да и стекла толстые.

На моих глазах умерли очень многие. Когда я пишу записки об упокоении, мне не хватает и трех листков. Причем с этим заболеванием я видела только молодежь в возрасте от 20 до 27 лет. Маша вот до сих пор перед глазами стоит. Ей было шестнадцать, когда она умерла. Я понимаю, что сама выжила только чудом. Два с половиной года я ждала пересадки...

...Все это время меня поддерживали на лекарствах. Каждые две недели вводили в вены катетеры — длинные металлические трубки, чтобы через них ставить капельницы. Причем делали это на живую, без обезболивания, чтобы лишний раз меня не колоть. Последние полтора года я была на дозаторе. Мне постоянно микродозами капали очень ядовитый препарат допмин. Только он заставлял сердечную мышцу работать, действуя как допинг. Без него я уже ничего не могла.

Каждый катетер, каждая капельница, каждый укол — вся эта боль — приближали меня к Богу. Как тут не прийти к вере, когда на себе непосредственно ощущаешь действие и причастия, и исповеди. Не можешь съесть ничего, потому что организм ничего не принимает, тебя постоянно рвет. А причастишься, и можешь хотя бы день или поспать, или что-то съесть.

НИИ трансплантологии и искусственных органов Минздрава России существует с 1969 года. С 1996 года при институте действует храм преподобного Серафима Саровского. Прихожане храма — это пациенты НИИ (некоторые из них живут здесь годами), их родственники, персонал. На праздники в храме собирается более 100 человек. Настоятель храма — иеромонах Анатолий (Берестов), доктор медицинских наук, профессор, главный детский невропатолог Москвы (с 1985 г. по 1995г.).

Крестили меня еще до всей этой истории. Но в Церковь я не ходила. А когда попала сюда, лежал у нас такой дядя Саша. Мама еще тогда ко мне не приехала, а я мучилась, мне ломило все кости. Тогда дядя Саша прибежал на первый этаж, в храм при НИИ, и говорит дежурным: «Там девчонка просто погибает. Сделайте что-нибудь!» И тогда меня стали проведывать катехизаторы из храма. На первую исповедь я пришла сама — могла еще передвигаться. Обревелась вся. Потом, когда уже только лежала, ко мне батюшка сам приходил. За те два с половиной года я себе чуть ли не всю кожу на руках стерла — писала толстенные тетради исповедей. Мама моя тоже стала воцерковляться вместе со мной.

...Не надо думать, что я тут лежала и ждала, когда же, наконец, кто-нибудь умрет и мне пересадят его сердце. Ни в коем случае! Я просто ждала хоть какой-то помощи. Я очень хотела жить. Но операция пришла только тогда, когда я смирилась с тем, что умру.

Я все ждала, что это произойдет на какой-нибудь большой праздник. А пришлось на тихий день — 27 апреля. У меня был жуткий приступ. Тогда я ощутила, что это такое, когда душа орет. Не только я — душа моя заорала: «Господи! Я не хочу умирать! Но я больше не могу!» И только этот приступ меня отпустил, как приходит врач и говорит: «Алла, возможно, что-то будет». Мне сначала от волнения стало еще хуже, а потом навалилось спокойствие. Я даже встала с кровати. Не знаю, откуда силы взялись.

Потом меня увезли, переложили на операционный стол. Я говорю врачу: «Если вы мне хоть что-нибудь, даже просто в вену, вколете, я не выдержу!» Мне ответили: «Все, больше тебе ничего вкалывать не будем». И я поплыла, больше ничего не помню.

Очнулась я в реанимации, состояние было тяжелое. Медсестра на меня кричала: «Ты столько ждала, ты не имеешь права сдаваться! Дыши!!!» Я сама дышать не могла. Первое, что я сказала, когда пришла в себя, было: «Дайте мне святой воды!» И заставила окропить всю палату. Когда перевели меня в палату, у меня сильно болели суставы. В крик орала. Это от лекарств. Но ничего. В сентябре я уже пошла на работу.

Сначала я снова устроилась к себе на ТВ корреспондентом. Но сюжеты я снимала только о Православии, медицине и на социальные темы. На работе решили, что я сошла с ума. Я ушла с телевидения, приехала в Москву. Было такое ощущение, что здесь мой дом. Здесь близкие мне люди, здесь мой духовный отец, здесь мой храм. Я пришла к академику Шумакову, директору НИИ трансплантологии, и он предложил мне работу советника по связям с общественностью. Я считаю, что моя нынешняя работа — это мой долг перед Богом. Мой долг — рассказать людям, как Господь меня спас. У меня теперь два дня рождения — настоящий и день операции. Но второй день рождения я не отмечаю, а иду в храм и ставлю свечку за того человека, чье сердце мне пересадили.

После операции я заново училась жить, ходить, говорить. Но та перемена, которая произошла внутри, — это непередаваемо. Я бы никогда не согласилась быть здоровой, жить со своим сердцем, но без Бога. Мне дано было на себе ощутить, что наше тело — это прах, тленная оболочка нашей души. Когда тело твое разлагается, ты понимаешь, что настоящее твое «Я» — это душа. Я не знаю, зачем Господь мне продлил жизнь. Ведь можно палец уколоть и умереть. А он попускает трансплантологию, дает людям второй шанс. Но ведь, по сути, спасаются две души. Я ничего не знаю о том человеке, сердце которого мне пересадили. Но я молюсь о нем каждый раз в храме. Даже мусульмане, люди другой веры, идут к нам в храм и ставят свечку о тех, кто отдал им свой орган. А ведь бывает, что Господь только по одной молитве исправляет судьбы. Кстати, замечено, если после пересадки человек возвращается к своей прежней греховной жизни, он вскоре умирает.

Я сейчас живу точно в таком же ритме, как и до болезни. По работе приходится много бегать, да и вообще я человек очень активный. Вот только физкультурой заниматься ленюсь. Мне проще прочитать пару акафистов, чем ногами махать...»

* * *

На том фестивале, где мы познакомились с Аллой Гридневой, среди прочих мастер-классов была встреча и с известным тележурналистом Аркадием Мамонтовым, который среди прочих программ в свое время делал программу и по скандально известному «делу трансплантологов» из 20 больницы. Думаю, в процессе общения многие из нашей аудитории захотели побывать на месте Аркадия…

После мастер-класса Алла подошла к Мамонтову и спросила, знает ли журналист, сколько человек умерло из-за того, что операции по трансплантологии были приостановлены после того скандала (и в частности после передачи Аркадия Мамонтова). Похоже, человек-гора Мамонтов был несколько удивлен и даже смущен тем, с какой горячностью, сжимая маленькие кулачки, хрупкая девчонка набросилась на него с очень неприятными вопросами.

Вполне возможно, что Мамонтова в той мутной истории использовали «в темную», а может быть, ему просто не хватило времени перепроверить информацию в том потогонно-конвейерном режиме, в каком существуют журналисты федеральных каналов, но золотое правило журналистики («доверяй всем, не верь никому») он в какой-то момент подзабыл. И наверное, мало кто захотел бы оказаться на месте Аркадия в этом разговоре с Аллой…

…В свое время Федору Михайловичу Достоевскому хватило нескольких минут ожидания смерти перед эшафотом для того, чтобы во многом пересмотреть свою жизнь и отдать ее всю без остатка служению ближним и Богу через свой литературный дар.

Можно сказать, что Алла провела перед эшафотом два года. И теперь она работает в пресс-службе Центра трансплантологии в Москве. Работает по своей любимой специальности. Вышла замуж.

...Так уж мы устроены, что мало кто из нас приходит к вере от избытка счастья, из благодарности Тому, Кто это счастье нам даровал. Чаще — наоборот: в храм приводит беда. А из храма каждый выносит столько, сколько способен вместить.

Дай Бог каждому из нас хотя бы частичку той восторженной веры, которую обрела Алла. Но не дай Бог тех страданий... Если, конечно, первое возможно без второго.

P.S.

Сегодня Алла Гриднева отмечает свой очередной день рождения. Давайте пожелаем ей здоровья, радости и счастья. Она имеет полное право на это!.. 

Если вы стали очевидцем какого-либо события, присылайте сообщения, фото и видео на почту редакции panorama@ozersk74.ru, либо через форму добавления новостей, а также в нашу группу «ВКонтакте». Телефон редакции 5-94-14.