Найти могилу дедушки Махмуда

Озерчане помнят Ирму Ивановну Плис не только по ее работе в «Южноуральском управлении строительства». Долгое время Ирма Ивановна была корреспондентом ряда озерских газет, а в программах студии ПТО «Видеоканал» вела рубрику «Православный календарь».

Несколько лет назад она переехала в другой город, но, тем не менее, регулярно посещает Озёрск, с которым у нее связана немалая часть жизни.

Когда Ирма Ивановна в очередной раз приехала в «Сороковку», мы разговорились с ней о дискуссиях вокруг установки памятника Сталину, о репрессиях, о короткой человеческой памяти и о том, что исторический опыт, к сожалению, не наследуется…

Ее отец, известный в Абакане горняк Иван Федорович Барабанщиков (работавший тогда как бы теперь сказали – главным инженером рудника), на своем опыте познал, что такое капризы фортуны. Об этом Ирма Ивановна вспоминает так:

"Он с Демьяном Тимофеевичем Сизовым, директором рудника, организовали работу так, что в дико сжатые сроки откачали из заброшенных немцами шахт воду (до революции этот рудник по концессии принадлежал немцам) и начали давать руду. Приехал Орджоникидзе и наградил их орденами. Орджоникидзе еще до Москвы, наверное, доехать не успел, ночью пришли, арестовали их обоих и привезли в Абакан, и, как он говорил, – в "яму". Посадили и всё. Когда он мне это рассказывал, я еще студенткой была, всё в толк взять не могла: как это так можно было?! А отец отвечал: "Ну, вот подрастешь – поймешь, как это можно..." А тогда, в "яме", он сказал Демьяну: "Если только нас выпустят отсюда, я выйду и сразу – головой в шурф". Он же так партии верил и вдруг такое... А Демьян ответил: "Я тебе дам "в шурф"!". Отматерил, надавал оплеух и сказал: "Сел и сиди!". В это время жена Демьяна, учительница, Елена Георгиевна  (у нее уже было двое или трое детей и корова – она кому-то поручила их) на перекладных поехала искать Орджоникидзе. Добралась, встала там у кабинета и заявила, что будет тут день и ночь стоять, пока Орджоникидзе ее не примет. Охранники не могли ее унять: она такая крупная, сибирская женщина. Приняли, наконец, у нее заявление, а она: "Буду тут стоять, пока мне не скажут, что они освобождены! Мой Демьян закончил совпартшколу, а вы его в "яму"?!". В конце концов, через несколько часов дали ей бумагу и сказали: "Дуйте в свой Красноярский край, слободны!". Она не успела доехать, как их уже отпустили, и папа говорил, что они с Демьяном шли, а весь рудник глаза прятал и никто не здоровался... "Враги народа", что ты... Правда, Демьян-то им всем потом показал..."   

*   *   *

Отцу Ирмы Ивановны, можно сказать, повезло. Совсем по-другому сложилась судьба ее деда.

В журнале «Русский дом» №11, 2015, в публикации «Лицемерное забвение» есть интересная информация о доме №23 на улице Никольской в Москве: «…Это дом №23 по Никольской улице (бывш. 25 Октября). В нем находилась Военная Коллегия Верховного Суда СССР (в 1935-1950 гг.). Здесь выносили приговоры. По ним расстреляли около 40 тысяч осужденных и семь тысяч отправили в лагеря. В пристройке к этому зданию, которая соседствует с памятником первопечатнику и фундаментом церкви Троицы в Полях, находилась комендатура Военной Коллегии. Из нее вывозили на расстрел осужденных или расстреливали там же в подвале. Трупы сжигали в Донском крематории. В августе 1936 года в этом подвале совершили по некоторым сведениям первый расстрел. Расстреляли Каменева и Зиновьева, бывших видных партийных деятелей. Когда Зиновьева тащили вы подвал, он падал на колени, упирался, хватаясь за перила лестницы, умолял конвойных: «Товарищи, позвоните Иосифу Виссарионовичу, позвоните…»

Грузовики с трупами расстрелянных въезжали на кладбище Донского монастыря ночью через центральные ворота. И шли прямиком к крематорию, сооруженному в бывшей кладбищенской церкви преподобного Серафима Саровского. Грузовики задом подгоняли к черному входу, прямо к расположенным внизу печам.

Крематорий здесь открыли в октябре 1927 года – к празднику 10-й годовщины Октябрьской революции. Показательный факт: печи были установлены известной немецкой фирмы «J.A. Topf und Söhne» («Топф и сыновья») – именно эта фирма позже оснащала печами Освенцим, Бухенвальд, Маутхаузен и т.д. К 1937 году, когда начались массовые расстрелы, за ночь могли «переработать» несколько десятков трупов.

Предполагала ли жительница уральского городка, Ирма Ивановна, что поиски места захоронения ее деда – известного татарского поэта Махмуда Галяу – приведут сюда, в Москву, на Донское?..

- Ирма Ивановна, в наши дни в людях пробуждается интерес к своим корням. Многие пытаются восстановить генеалогическое древо своей семьи, ищут следы тех родственников, что погибли на фронтах Великой Отечественной или были репрессированы. 

Хотелось бы подробней узнать о том, как вы восстанавливали информацию о своем дедушке.

- Помню давно прочитанные слова известного русского историка Ключевского: «В нашем настоящем слишком много прошедшего…». Спасибо интернету и моему внуку Ивану: в мае 2012 года от внука я узнала о том, что печальная судьба моего деда по матери Махмуда Галяу (Махмуда Галяутдиновича Марджани) «поселила» навечно его прах на кладбище Донского монастыря в Москве. Ваня отыскал эти сведения в интернете. Когда внук раньше спрашивал меня о своем прадедушке Махмуде, я отвечала, что моя мать избегала разговоров о нем. Только однажды я услышала слова «враг народа», что звучало непонятно и даже страшно. А наш с Галей отец, очень уважавший тестя, сказал, что никакой он не враг, и добавил: «Когда-нибудь ты, дочь, поймешь, какой это был прекрасный и достойный человек…».

Это сложно, и я не уверена, что так уж необходимо рассказывать о личной жизни деда Махмуда, но, видимо, придется…

Дед был женат дважды. Как говорили мудрецы, свет проникает в самые потаённые уголки души и приходится открывать этот свет и через много-много лет. 

В биографии Махмуда Галяу из справочника «Писатели Советского Татарстана» (Казань, 1970 г.) сказано, что родился он 23 ноября 1887 года в деревне Ташкичу Арского района ТАССР, в семье учителя. В 1905 году закончил медресе и начал учительствовать. Умер 12 ноября 1938 года. В биографии из другого источника значится: «Работал в области народного образования после медресе, работал в типографии корректором, наборщиком в Башкирии, в Оренбурге. В 1914 году даже открыл собственное издательство «Белек».

Вот в те годы он женился в первый раз – на красавице Хадиче (моей бабушке по матери). У них родилась будущая моя (и моей сестры Гали) мать Деляра (вообще-то правильно – Диляра, но уж записали, как записали).

Случилось так, что красавица Хадича, оставив дома одну, только начавшую ползать по снимаемой молодоженами комнате, Деляру, убежала неизвестно куда с красным командиром, стоявшем на постое в том доме, где снимали комнату Махмуд и Хадича…

Шли годы. Дед женился вторично (вторую жену звали Зейнаб). Жили они уже в Москве, у них появилось двое детей: Ляля (Лидочка) и Надир.

В 1925-26 гг. Махмуд работал в Центриздате народов СССР. С 1934 года Галяу – член Союза писателей СССР. Он активно участвовал в общественной жизни. В те годы Махмуд Галяутдинович стал членом комитета московских писателей, консультантом кабинета Центриздата, руководил кружком литературного языка при газете «Коммунист». Писал книги, делал переводы, дружил с Габдуллой Тукаем. Он занимался переводами произведений Пушкина, Толстого, Лермонтова, Батюшкова…

На татарском языке были изданы: трагедия «Пугачёвский бунт» (Москва, Центриздат, 1926); трагедия «Пустозвон» (Москва, Центриздат, 1926); сборник рассказов «Узлы» (Казань, 1928); рассказ «Один из многих» (Москва, Центриздат, 1931); роман «Кабулай» (Московское товарищество писателей, 1934).

А расстрелян был Махмуд Галяутдинович органами госбезопасности СССР в 1938 году. По доносу, как водится…

- Обычно семьи таких людей тоже испытывали на себе определенные последствия…

- Да, конечно. Семья была выселена однажды ночью во двор, квартира заперта и опечатана. Небольшое состояние (узлы) да двое детей Ляля и Надир, ночевали на улице. Соседи собрали денег на дорогу. Зейнаб с детьми поехала в Ашхабад, где у нее жили родственники. Беспощадная художница – Жизнь – за одну ночь покрасила ее волосы в серебряный цвет.

По дороге в Ашхабад, где-то в Сибири, выбежав из вагона за кипятком, Зейнаб потеряла на станции дочь…

- Ирма Ивановна, ваших родителей – горных инженеров Ивана Федоровича и Деляру Барабанщиковых - помнят горняки г. Асбеста. Расскажите немного о вашей семье.

- Они окончили Ленинградский горный институт (перед поступлением туда отец работал грузчиком в порту, мать была выпускницей московской гимназии).

Оба они, после многих поселков в Сибири, уже после войны работали на мышьяково-золоторудном комбинате «Вершина Дарасуна» Читинской области и жили в городке (поселке городского типа) при комбинате. Мы с сестрой Галей были еще «мелкие», многого не понимали в их отношениях.

После долгих поисков (отец всё куда-то писал и ездил) нашлась Ляля – Лидия Махмудовна: папа нашел ее в одном из детских домов где-то в Восточной Сибири. Ляля (мы так ее звали всегда) окончила вечернюю школу, и наш отец помог ей поступить в какой-то техникум в Иркутске. Должна сказать, что без сердечной боли не могу вспоминать о тех школьных годах, когда Ляля была нам любимой сестрой, тетей и другом, подкармливала нас всегда чем-нибудь вкусным (находя у своих подруг), покрывала наши шалости… Это были 1946-48 годы… Карточки…

Ляля после окончания техникума к нам не вернулась. Знаю, что отец, как мог, помогал ей. И всячески поддерживал. Об этом мы с сестрой Галей узнали позже.

- Ваш дед был реабилитирован? Как вы об этом узнали?

- Знаю, что справки о реабилитации деда Махмуда его верная мужественная жена Зейнаб и моя мать Деляра получили почти одновременно.

Там было сказано:

«Справка. Форма 30.

Дело по обвинению Галяутдинова Махмуда Галяутдиновича пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 9 марта 1957 года. Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 4 ноября 1937 года в отношении Галяутдинова М.Г. по вновь открывшимся обстоятельствам отменен и дело прекращено за отсутствием состава преступления. Галяутдинов М.Г. реабилитирован посмертно. Председательствующий судебного состава Военной Коллегии Верховного Суда СССР полковник юстиции Костромин».

Эту копию почему-то храню…

- Что-то из литературного наследия вашего деда сохранилось?

- Да. Только после окончания Свердловского горного института (в 1960 г.) я немного узнала о жизни Зейнаб и о ее подвиге по восстановлению литературного наследия деда Махмуда.

После получения справки о посмертной реабилитации мужа, Зейнаб начала отважно восстанавливать его имя и «титулы». Она продала всё свое сколько-нибудь ценное имущество, чтобы заплатить переводчикам. Только благодаря ей были переведены на русский язык и изданы в Казани в 1959 году его романы «Муть» и «Мухаджары».

- Вы поддерживаете связь с родственниками деда?

- К сожалению, все ниточки, связывающие меня и сестру Галю с Зейнаб и ее детьми утрачены (не по нашей вине). Я пыталась писать Зейнаб и Лидии, но ответа не получила. Жаль, что Ляля снова потерялась, а мы с сестрой Галей так и не увидели ни ее, ни замечательного выпускника Ленинградской военной академии Надира.

- А как вы нашли место захоронения своего деда?

- Кажется, что это было только что. Какое счастье – посетить хотя бы место упокоения деда Махмуда! 3 августа 2015 года мы с родными (невестка Елена, мой внук Иван (ему 24 года) и ваша покорная слуга) приехали в Донской монастырь в Москве. Огромный, величественный, с множеством входов. В полутора кварталах от метро «Шаболовская». Открываешь калитку, видишь обязательно чистый, прибранный двор, вдали стеной – большой колумбарий с фотографиями на табличках и живыми цветами.

Обязательно – храм в честь православного святого. Многолюдно: доброжелательные, заботливые служители, кто при цветах, кто в храме, кто, как и мы, ищет своих близких. У каждых ворот (по-моему, их было около десяти, может, меньше) спрашивала о том, не здесь ли покоятся репрессированные, и, получив отрицательный ответ, шли дальше. Нужная калитка оказалась последней. Очень приветливая женщина, убиравшая цветочный мусор, сказала, что мы пришли правильно и сразу предложила проводить. Оказалось, недалеко. Сначала бросилась в глаза огромная клумба, усыпанная табличками с фотографиями и именами погребенных. Говорить ли о том, как закричал Ваня: «Бабушка, я нашел!», и как мы втроем встали перед портретом деда (Ваниного прадеда) на колени, кто плакал, кто молился… Но счастье встречи, пусть и такой, живет с нами, и душа успокоилась.

Ханжество, с каким написаны слова на самой большой плите «захоронение невостребованных прахов», постараемся простить тем людям, кто занимался этим непростым делом. А фотографии я напечатаю и отправлю на Украину, где льет горькие слезы моя сестра Галя…

*   *   *

В левой стороне кладбища, в глубине, недалеко от  железных ворот, ведущих на территорию Донского монастыря, есть указатель «Общая могила № 1».

Могила эта представляет собой обрамленный дешевым серым камнем пятиугольник – около двух с половиной метров в диаметре.

На любом кладбище крупных городов издавна есть место захоронения невостребованных прахов. Что это значит? При обнаружении тела человека, опознать которое нет возможности, по прошествии времени, необходимого для всех юридических и прочих формальных процедур, его кремируют и хоронят в братской могиле. Было такое место и на кладбище Донского монастыря. Сюда и стали ссыпать пепел расстрелянных и сожженных в годы «большого террора». 

Здесь прах 5 065 репрессированных.

Как в Бутово под Москвой, как на Левашовском полигоне под Питером, надгробия и могильные таблички достаточно условны, они находятся над тем местом, где предположительно, исходя из даты расстрела и захоронения, может находиться прах того или иного казненного.

Тем же, кто до сих пор восхищается величием товарища Сталина, тем, кто требует восстановить его изваяния, полезно было бы посетить и Бутово, и Левашово, и кладбище Донского монастыря.

Может быть, и достучатся мёртвые до живых…   

Если вы стали очевидцем какого-либо события, присылайте сообщения, фото и видео на почту редакции panorama@ozersk74.ru, либо через форму добавления новостей, а также в нашу группу «ВКонтакте». Телефон редакции 5-94-14.